Ян-Филипп Зендкер - Голос одиночества

Тем бо́льшим праздником было для него каждое выступление сестры. Инь‑Инь всегда играла превосходно, но сегодня ее музыка показалась Сяо Ху необыкновенно выразительной. Как только ее могли не взять в симфонический оркестр? Сяо Ху завидовал таланту Инь‑Инь, что бы она там о нем ни думала. Он и сам мечтал стать музыкантом. Быть может, тогда его жизнь была бы спокойнее.Вот зазвучала следующая соната, а тревожные мысли в голове Сяо Ху никак не хотели улечься. И чем больше замирал зал, тем сильнее неистовствовали бури в его душе. Все стремительней уносил его этот поток планов, голосов, обрывков фраз, воспоминаний, ассоциаций. Этот вихрь закрутился в голове еще утром, прежде чем Сяо Ху успел открыть глаза, временами он то спадал, то нарастал, но Сяо Ху знал, что он не отпустит его до поздней ночи. Сяо Ху вспомнил об опционах на акции на Alibaba.com. Стоит ли их выкупать? Потом подумал об отце, матери и вечерах в родительском доме, когда для него ничего не существовало, кроме пения матери и дыхания спящей сестры. Каким покоем веяло от всего этого… Мать сидела за старым кухонным столом и при тусклом свете лампы оборачивала его учебники старыми газетами. Интересно, есть ли у него шансы перевестись в Пекин? Потом мысли унеслись в другом направлении, и перед глазами Сяо Ху встало лицо молодой женщины, с которой он занимался любовью сразу после караоке.

Инь‑Инь, бывает, целыми днями не слышит в голове ничего, кроме музыки, и может часами ни о чем не думать. Она сама ему это говорила. Тишина. Пустота. Нет, для Сяо Ху такое невозможно. Это просто страшно. Уж лучше беспрерывный поток мыслей, даже если порой он действует на нервы. Если тишина – необходимая плата за карьеру музыканта, Сяо Ху предпочтет остаться при своем.

Они ожидали Инь‑Инь у подъезда. Лейбовиц стоял чуть в стороне, под фонарем, и разговаривал по мобильнику. Сестра описала его как обаятельного и смешливого, но сейчас он не оправдывал этого отзыва. Лейбовиц нервничал, беспрерывно ходил из стороны в сторону, бросая отрывистые реплики невидимому собеседнику. Сяо Ху растерялся еще больше. Чего ему ждать от этого человека? Даже на концерт Лейбовиц явился в застиранных джинсах и рубашке с коротким рукавом. А его седые локоны можно было заплетать в косу.

Тело молодое, натренированное. Но самое поразительное – взгляд. Такой тяжелый и пронизывающий, что у Сяо Ху по спине пробежали мурашки. Стоило, однако, появиться Инь‑Инь, как Лейбовиц расслабился, завершил разговор и присоединился к ним.

Сестра забронировала столик в ресторане «Симпли тай», через два дома. Они устроились в маленьком саду, тут же сделали заказ, так как успели проголодаться, выпили за знакомство и молча принялись за еду. Тишина за столиком действовала Сяо Ху на нервы. Очевидно, Инь‑Инь была без сил после концерта. Лейбовиц словно выжидал чего‑то. А Иоганн Себастьян просто не знал, что говорить, и чувствовал себя лишним в компании.

– Вы ведь уже бывали в Шанхае? – наконец спросил Вайденфеллер, как видно, только ради того, чтобы разрядить атмосферу. Пол кивнул. – Должно быть, город сильно изменился после вашего последнего визита?

– Нет.

– Когда же это было?

– Больше десяти лет назад.

Вайденфеллер вымученно рассмеялся.

Пол остановил взгляд сначала на Сяо Ху, потом на Инь‑Инь.

– Я должен вам кое‑что сказать… – И замолчал, прежде чем произнести следующую фразу. – Это касается вашей матери.

Все трое с любопытством подняли головы.

– Ее болезнь никак не связана ни с генетикой, ни с нервами. Это отравление.

Сяо Ху открыл рот. Инь‑Инь смотрела на Пола с укоризной, словно он испортил только что звучавшую у нее в голове прекрасную мелодию. И снова молчание нарушил Вайденфеллер:

– С чего вы это взяли?

– Я снял несколько волосков с ее расчески и отдал в лабораторию. Содержание ртути в ее волосах в тысячи раз превышает допустимые в Европе и Америке нормы. Просто чудо, что она вообще до сих пор жива.

Сяо Ху наморщил лоб. Что такое вообразил о себе этот иностранец? Кто разрешил ему взять волосы с головы матери, да еще и отдать их в какую‑то там лабораторию?

– Вас наняла моя тетя? – грубо спросил он.

– Нет.

– Тогда с какой стати вы вмешиваетесь в дела нашей семьи?

– Я полагал, вам будет интересно узнать, от чего на самом деле страдает ваша мать.

Чертов засранец! Сяо Ху чуть не захлебнулся от гнева. Слова уже подкатывали к горлу, когда Инь‑Инь жестом приказала ему молчать.