Ян-Филипп Зендкер: Голос одиночества

– Поинтересовалась ее здоровьем.

– И?

– Плохо, ответила она.

– А еще?

– Я спросила, каково ей живется в Гонконге. Бабушка сказала, что, наверное, бывает и хуже.

Кристина вздохнула. Ей вспомнилась китайская поговорка, которую так любил повторять ее школьный учитель: «Легче перенести горы с места на место и повернуть реки вспять, чем изменить человеческую природу».

Все верно, по крайней мере в отношении ее матери.

Четыре юные официантки принесли рис, тофу и овощи. Официант поставил на стол утку и торжественно предъявил восемь изысканных начинок. Семена лотоса, каштаны, два сорта грибов, ветчина, финики, гинкго и высушенные на солнце морские гребешки – все было на месте. Кристина, по своему обыкновению, заказала много, но от утки исходил такой аппетитный запах, что даже лицо У Цзе на минуту просветлело. Официант удалился, и женщины принялись за еду.

Кристина попыталась было оживить беседу и спросила Инь‑Инь о Сяо Ху, попытках поступить в симфонический оркестр и планах на будущее. Ответы переводила матери на кантонский. Мать покончила с уткой, выплюнула на тарелку косточки и взяла тофу, не проявляя ни малейшего интереса к теме разговора. Она никогда не отличалась общительностью, и все же ее сегодняшняя неприветливость настораживала Кристину. Почему У Цзе так холодна с внучкой? Почему все время молчит, словно не желает ее знать?

Когда два месяца назад Кристина рассказала матери о Да Луне, реакция той была не менее загадочной. Больше двух недель Кристина, сама не зная почему, боялась признаться матери, что видела в Китае своего брата. Лишь узнав о беременности, когда объяснение с матерью стало неизбежным, Кристина решила выложить все сразу. Да Лун пережил Культурную революцию и выучился на инженера! Женился, у него родилось двое детей. Но это была только половина рассказа, потому что сейчас Да Лун уже мертв. Кристине отказывал голос, она не представляла себе, как сообщить об этом матери.

У Цзе выслушала ее, не меняясь в лице. Только кивнула пару раз да под конец пробормотала что‑то невразумительное.

«Мама, что с тобой?!» – закричала Кристина. «Ничего», – ответила У Цзе. Кристину прошиб холодный пот. Ничего. Невыплаканные слезы, невысказанные слова, скрытая боль – она знала, что стоит за этим.

И все‑таки Да Лун ее сын. Как можно остаться равнодушной к смерти сына? Неужели причина только в том, что У Цзе привыкла считать его мертвым? Или, наоборот, потрясение оказалось для нее слишком сильным? Какие воспоминания нахлынули в этот момент на У Цзе, что пересилили даже такое горе? Позже, набравшись смелости, Кристина снова подступила к матери с расспросами.

– Что ты хочешь от меня услышать? – удивилась мать.

Это был ответ в ее духе. Что ты хочешь услышать? Все равно ничего не изменишь. Слезы не помогут. Кристина на время оставила эту тему.

Но внучка! Кристина надеялась, что хотя бы Инь‑Инь удастся размягчить сердце бабушки. Что, когда Инь‑Инь станет рассказывать об отце, У Цзе проявит к судьбе сына хоть какой‑нибудь интерес. Напрасно. Мать упоминала имя Да Луна вскользь, словно речь шла об их общем знакомом, не более.

Кристине не хватало Пола. Только он, с его чувством юмора, смог бы разрядить обстановку. С чего это она решила, что на этот раз будет лучше обойтись без него? Кристина лихорадочно подыскивала очередную тему для беседы, но на всем, что бы ни приходило ей на ум, будь то Минь Фан, детство Инь‑Инь или ее собственное детство в Гонконге, лежала тень невысказанного. Поэтому в конце концов разговор свелся к еде, обсуждению достоинств разных сортов чая, игре в маджонг, счастливых числах и китайской астрологии.

Через час, когда с ужином было покончено, У Цзе изъявила желание ехать домой.

Прощание на станции метро было коротким, хотя новую встречу назначили на следующий день после обеда. У Цзе отправилась домой, а Кристина поехала провожать племянницу к парому.

– Прости мою мать, иногда она бывает груба, – сказала Кристина.

– Все в порядке, – успокоила ее Инь‑Инь.

– Сама не понимаю, в чем тут дело. Когда я рассказала ей о смерти Да Луна, она даже не заплакала.

– Наверное, до сих пор не может его простить.

– Простить?

На мгновение взгляды женщин встретились.

«Так ты ничего не знаешь?» – одними глазами спрашивала одна. «О чем?» – молча недоумевала другая.

– Разве мать тебе не рассказывала?

– Нет.

Инь‑Инь настороженно огляделась по сторонам, как бы давая понять, что здесь не лучшее место для разговора о семейных тайнах.