Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра

Тимофей кивнул, якобы соглашаясь с ним. Но к себе в офис он возвращался с уверенностью, что это менты слили ворам информацию о системе нелегального сбыта. Знал Головатый про нее, сам копать под Тимофея не решился, но подстроил ему пакость со стороны воров. Наверняка на карман он ничего с этого не поимел, зато в моральном плане получил удовольствие...

А через месяц после этого разговора в семье Тимофея произошло несчастье. Погиб Елизар, его давний враг и нынешний тесть.

Как и прежде, Елизар жил на даче вместе со своей сожительницей. Глубже, чем нужно, он не деградировал. Жил не тужил, горя не знал. Но в одно совсем не прекрасное утро его обнаружили в саду с перерезанным горлом. Приспичило ему ночью в туалет, но так он до него и не дошел. Естественно, прокуратура возбудила уголовное дело. И очень умный следователь заявился к Тимофею с претензией. Кто-то еще более умный навел его на мысль, что гражданин Орлик может быть причастен к убийству своего тестя. Нетрудно было догадаться, откуда дует ветер. Головатый знал, до какого состояния и кем был доведен Елизар. Знал, какие чувства Тимофей питает к своему тестю. И неудивительно, что прокурорский следователь ухватился за предложенный ему мотив. Депутатская неприкосновенность Тимофея серьезно осложняла его задачу. Но крест на его домыслах поставила Люба. Она предоставила мужу железное алиби. В момент убийства Тимофей находился вместе с ней, в спальне их дома. И она была уверена, что он никуда не отлучался. Разумеется, представители его личной охраны полностью были солидарны с ней.

Следователь отстал от Тимофея. Но удар под дых нанесла сама Люба. Она ничего не говорила до тех пор, пока Елизара не предали земле. А на поминальной тризне дала лишку. И дома, под градусом, обвинила мужа в смертном грехе.

– Ты убил моего отца!

Тимофей возмутился.

– Кто тебе такое сказал?

Впрочем, он мог бы и не спрашивать. Еще когда он сидел в тюрьме, Головатый капал жене на мозги, настраивал против мужа.

– Не важно... Ты его убил...

– Но ты же знаешь, когда его убивали, я с тобой был.

– Но ты же не своими руками его убивал.

– Хочешь сказать, что я его заказал?

– Да.

– Зачем?

– Ты его ненавидишь...

– Да, любить его не за что...

– Ты раньше хотел его убить... И сейчас.

– Чепуха.

– Он очень много про тебя знает. Тебя снова могут посадить, если он вдруг заговорит.

– Если он вдруг заговорит, его признают невменяемым.

– Вот! – одержимо вскинулась Люба. – Невменяемым!.. А кто его таким невменяемым сделал? Ты!

– Бред!

– Мне же говорили, что ты аминазином его колол. Головатый твой говорил. А я, дура, не верила...

– Не было никакого аминазина, – в раздумье покачал головой Тимофей.

Не нравилось ему все это. Сначала воры наехали, теперь вот Елизара убили, и за всем этим Головатый стоит. То воров против него пытается настроить, то жену... Но с ворами понятно, они – сила. А вот Люба какую опасность представляет? Что может она?..

– А что было?

– Не было ничего... Это наговоры все, моя дорогая. Наговоры все... Хотя... Да, я действительно убить хотел. Но ты же просила его пощадить, и я его не тронул...

– Тогда не тронул. А сейчас – зарезал!

– Хватит!

– Скажи, что любишь!

– Люблю...

– Не верю. Мне иногда кажется, что ты никого в этой жизни не любишь, кроме самого себя.

– В церковь сходи, если кажется... И вообще, успокоиться тебе надо...

– Ага, аминазин мне пропиши!

– Давай без истерик! – хлестко сказал Тимофей.

Люба вздрогнула, как будто он пощечину ей влепил.

– Извини, – подавленно пробормотала она.

– Что, извини?

– Несу какую-то ахинею... Можно, я спать лягу?

Утром, уже на трезвую голову, она просила у него прощения.

Варлам судил по Правде и справедливости. Толпа народа перед воротами детинца, посадник на дощатом помосте, виновный на коленях перед ним. Ремесленник убил купца. За смертоубийство полагалась жесткая кара – сорок гривен откупа. Но люди в Ревене живут зажиточно, может, и откупится гончар, если всем миром сложатся.

– Брата он моего погубил, – сказал в свое оправдание ремесленник. – Люди знают, люди видели...

Наблюдающий за ним Тимофей проясненно повел бровью. И Варлам понимающе кивнул. Если убил, чтобы отомстить за отца или за брата, то будешь оправдан. Сам Ярослав Мудрый утвердил такую Правду. По ней и судил Варлам. Ремесленник получил прощение. Но Тимофею не очень это нравилось. Ведь сын убитого купца теперь станет мстить гончару и его родне...