Владимир Колычев - Пацаны, не стреляйте друг в друга

Дала понять, что согласна на многое.

– Нельзя.

– А когда можно?

Марк не сдержал вздох облегчения, когда Нонна, а именно так ее и звали, скрылась за калиткой своего дома. Сделала она это неохотно, так как была не прочь прогуляться с ним под луной. Уходя, завистливо глянула на Настю. Похоже, она поняла, какие чувства питает к ней Марк.

Настя жила недалеко, на той же улице, в небольшом бревенчатом домике с ржавой дранкой на крыше. Марк проводил ее до самой калитки. Остановившись, непроизвольно взял ее за руку. Но, похоже, Настя и так не спешила уходить.

– А что с ним будет? – спросила она.

– С кем с ним? – в смятении чувств не сразу сообразил он.

– Ну, с Антоном. Вы его в милицию забрали. Что с ним будет?

– Ты его знаешь?

– Ну, конечно. Школа у нас одна, все друг друга знают. Он сейчас в городе учится, в техникуме. Я как раз туда поступать собиралась...

– Почему собиралась?

– Ну вы же видели, как он со мной... Он же теперь мне проходу там не даст.

– Ему теперь самому проходу не дадут. Сначала в тюрьме, затем в колонии для несовершеннолетних.

– В тюрьме?!

– А ты как думала? Покушение на изнасилование – статья серьезная... Это я отца твоего мог понять. Он от отчаяния машину свою сжег, пользы от нее потому что не было. А здесь другое. Он... Ну, ты сама должна понимать, что он хотел с тобой сделать...

– Понимаю, – опустив глаза, сконфуженно кивнула Настя. – Спасибо вам, что защитили...

– Себе спасибо скажи. Не пошел бы я за тобой, если бы... – Марк осекся, немного помолчал, собираясь с духом, наконец выложил: – Нравишься ты мне очень, потому и пошел за тобой.

– А Нонна? – не поднимая глаз, спросила Настя.

– При чем здесь Нонна?

– Она красивая.

– Извини, не заметил...

– А я?

– Ты самая лучшая...

Марк лихорадочно рылся в памяти, пытаясь отыскать какой-нибудь яркий комплимент. Но в это время из дома вышла мать Насти, стремительным шагом пересекла двор, подошла к калитке.

– И кто это у нас там такой? – спросила она, вглядываясь в темноту.

– Лейтенант Панфилов, – отчеканил Марк. – Дочку вам привел.

– Случилось что? – спросила женщина.

– Почти. Настя вам все расскажет. А я пошел... Жду вас к себе с утра.

На прощание он легонько и нежно пожал Насте руку. Она застенчиво и мило улыбнулась, пряча глаза. Повернулась к нему спиной, решительно скрылась за широкой спиной матери.

Марк отправился в опорный пункт, выдернул задержанного из камеры, пинком загнал к себе в кабинет.

– Не имеете права! – огрызнулся парень.

Взъерошенные волосы, узкий лоб при широкой физиономии, маленькие пакостные глазенки, щеки как у хомяка, рыхлый скошенный подбородок. Нос распух после удара, посинел, лицо в кровяных разводах. Юшкой парень умылся, а еще хорохорится.

– О каких правах ты говоришь, мразь подзаборная? – взъярился Марк. – Ты на кого лапу свою поднял, погань?..

– А что я сделал?

– Если бы ты сделал, я бы сейчас разговаривал с твоим трупом. А так всего лишь покушение на изнасилование. Свидетели есть, показания потерпевшей будут. Так что вместо армии отправишься в тюрьму на два-три года... Фамилия, имя, отчество! – резко потребовал Марк, для убедительности хлопнув ладонью по столу.

– Грецкий... Антон... Вадимович...

– Я про дружков твоих спрашиваю. С тобой все ясно, а с ними – нет! Где они живут?

Грецкий не стал изображать из себя Зою Космодемьянскую, назвал своих дружков, показал их адреса.

В ту же ночь Марк наведался ко всем охальникам, задерживать их не стал, но обязал утром явиться в участок с вещами.

Но раньше всех к нему пожаловала Настина мать, Екатерина Михайловна.

– Скажи, товарищ лейтенант, тебе дочка моя нравится? – чуть ли не с порога спросила она.

– С чего вы взяли? – опешил Марк.

– Нонна сказала... Да и Егоровна твоя говорила...

– Ну, если Егоровна, – пытаясь взять себя в руки, принужденно улыбнулся он.

– И Нонна говорила... А я с ней говорила... Она сказала, что никому ничего не скажет... И родители к нам приходили. Сказали, что рот на замке держать будут...

– Чьи родители? – не понял Марк.

– Ну чьи, чьи – Антона Грецкого, Ивана Бычкова, Витьки Живородова... Переполох ты поднял, лейтенант. Но все уладить можно, чтобы тихо все было, чтобы никто ничего не знал...

– Что уладить?

– Да то и уладить, что никого сажать не надо. Не было ничего.

– Как это не было, если было!

– Дурак ты, товарищ лейтенант, или притворяешься? – нахраписто спросила женщина. – Зачем Насте дурная слава, скажи мне! Хочешь, чтобы ей пальцем в спину тыкали?