- Ну в монахи, так в монахи, - вздохнул Таганка и залил в себя порцию теплой вонючей сакэ.
Охиро Фетоима, который Федот, появился в этот же день. Что-то сказал Алексею по-японски. Алексей ему также, по-японски, ответил и затем обратился к Таганке:
- Все, братан. Я свое дело сделал. Этот, - он коротко взглянул на Федота, - ни бельмеса по нашей фене не трекает, так что ты зря слова не трать. Иди за ним, по ходу пьесы разберетесь, что да как.
«Что да как» началось в море.
Рыболовецкая шхуна Охиро Фетоимо с экипажем в семь человек и Таганкой на борту только вышла из бухты, как начался шторм - отвратительный выпендреж природы, в этих широтах не редкий и весьма противный для тех, кто рискнул наплевать на метеосводки и строжайшие предупреждения портовых диспетчеров-навигаторов. Федот, хоть был и чисто японским Федотом, но оказался мужиком русского характера и, послав диспетчерскую службу по-японски туда, куда чаще всего посылают все-таки по-русски, понадеялся, по-нашему, на авось.
Их часа три, а то и все пять нещадно швыряло по разбушевавшимся волнам, накрывало сверху тоннами мутной соленой воды. Суденышко, трепыхаясь в чудовищных и безжалостных лапах стихии, то клевало глубоко носовой частью, то вдруг резко оседало на корму или, подобно легкому бумажному кораблику, безнадежно болталось из стороны в сторону, грозясь опрокинуться, зачерпнув в себя слишком много холодного Японского моря.
Больше всех не повезло какому-то малому из судовой команды, не успевшему вовремя нырнуть в рубку или трюм. Андрей сам видел, как рыбака, будто спичку, смыло с палубы за борт. И, вот что интересно, никто не попытался ему помочь. Нет, в кино же всегда кричат «Человек за бортом!» И бросают ему спасательный круг или еще хрень какую. Здесь все обстояло иначе. Смыло и смыло. Бывает.
Впрочем, вряд ли ему что-то помогло бы в ту секунду, а те, кто поспешил бы выручать его из беды, сами могли запросто оказаться за бортом. Не до героизма тут - видит небо.
А небо, затянутое черными грузными тучами, словно гигантскими клочьями грязной ваты, извергающими одну за другой молнии, прояснилось так же неожиданно, как и нахмурилось. Волна, всего полчаса назад поднимавшаяся на высоту не менее двадцати метров, утихла.
Андрея поразило, как спокойно моряки отнеслись к происшедшему. Никто не причитал по поводу погибшего в шторм товарища, никто не делился пережитыми эмоциями. Просто повыползали из щелей и молча принялись по приказу Охиро Фетоимо приводить в порядок местами разрушенное палубное оборудование и чистить шхуну, обильно обвешанную скользкими буро-зелеными водорослями.
Четыре мотора рыбацкой посудины, добротно сработанные кораблестроителями Кагосимы, рокотали на удивление исправно, и через двое суток Андрей, бессильно шатаясь из стороны в сторону, блюя каждые полчаса и проклиная морскую болезнь, ступил на берег одного из крохотных островков, входящих в группу Токара. От России его отделяли полторы тысячи миль.
Федот - Охиро Фетоимо - даже не попрощался. На пирсе подтолкнул Таганцева в спину навстречу выступившему вперед человеку, а сам, развернувшись, пошел к шхуне. Охиро за всю дорогу произнес не более пяти-шести непонятных русскому уху слов. Казалось порой, что он Таганцева просто в упор не видит. Так что отсутствие прощальных реверансов никого не смутило.
- Здравствуйте, - ошеломляюще чисто по-русски произнес тот, кто встречал Таганку. - Меня зовут Миядза Отаку. Я - ваш наставник.
- Этого только не хватало! - невольно пробурчал себе под нос Таганцев, рассчитывая, что его не услышат.
- Хватало-хватало! - почему-то излишне радостно ответил ему Отаку.
А вот Андрею на первых порах жизни в монастыре радоваться не приходилось. Хотя никто из проживающих здесь ста пятидесяти человек ни о чем его не спрашивал, вниманием Таганцева не обделили.
С жесткой деревянной кровати поднимали в пять часов утра.
- Не опоздай встать на путь воина!- как заклинание, твердил ему Миядза Отаку.
И, помолившись неизвестному богу, начинал занятия - длительный изнуряющий бег, перетаскивание в гору и обратно тяжеленных камней, долгие подводные заплывы, естественно, без акваланга, техника владения самурайским мечом, ножом, сюрикэном, бамбуковой палкой и, конечно же, карате. Причем, единоборства преподавались по методике, о которой в России и слыхом не слыхивали.
- Стремись быть полезным хозяину! - поучал Отаку. - Слуга должен неустанно радеть о благе своего повелителя. Тогда он - достойный вассал. Без колебания отрекись от спасения своей плоти ради спасения своего господина. Только так спасешь ты свою душу.
Читать дальше