Татьяна Гармаш-Роффе - Шантаж от Версаче

Кис с Реми кинулись ее поднимать и почти силой отволокли ее на стул. «За что? – кричала Александра. – За что?! Эта девочка, это дитя – это самое чистое, самое доброе существо на свете! Почему жизнь такая дрянь, такая помойка, такое говно, в котором мы все захлебываемся, почему?!»

Кис потрюхал на кухню и притащил стакан воды, накапал валерьянки; Реми молча обнял девушку и прижал ее к себе, стиснув зубы, – он слов ее не понял, но столько было тоски в этом зверином крике, столько отчаяния, что и слова не нужны были…

Чернявый Женя молча созерцал эту сцену. Лицо его было равнодушно и одновременно внимательно – его, очевидно, интересовала реакция этих троих людей на принесенное известие. Впрочем, глаза его задержались на Александре, и в них, кажется, на долю мгновения мелькнуло некоторое сочувствие… Но тут же исчезло.

– Так идете в гости? – деловито осведомился он.

Кис мазнул взглядом по Жениному лицу, испытывая сильнейшее желание въехать как следует промеж глаз; но, разумеется, это было бы бессмысленным жестом. Сила была на стороне этого Жени – вернее, на стороне тех, кто его послал…

– Александра, останься здесь; приляг, тебе будет лучше. Реми побудет с тобой. Я ненадолго, – сказал он, накидывая куртку.

– Э-э, нет, – произнес Женя. – Вы мне нужны все. И сестра, и француз. Я жду вас в машине.

Он повернулся и вышел. Александра молча встала, зашла на две секунды в ванную – стереть тушь, черными кругами легшую под заплаканными глазами.

Они спустились втроем, сели в черную «Волгу» и поехали в направлении Измайлова.

Машина притормозила возле школы – старого здания образца пятидесятых годов, из красного кирпича, со светлыми цементными пробелами под окнами. В этот воскресный вечер она была безжизненна, темна и необитаема. Распахнув дверь запасного входа, Женя пропустил группу вперед и запер дверь за собой. Он провел их по пустому темному коридору, гулко звенящему старым паркетом, и, завернув куда-то направо, начал спускаться по лестнице в подвал.

Подвал оказался спортивным комплексом, весьма хорошо оборудованным. Идя по темному коридору, освещаемому лишь фонариком шествовавшего впереди Жени, Кис все же приметил дверь тира, шахматную, бильярдную. Наконец Женя открыл тяжелую металлическую дверь, пропевшую петлями, и они вошли в холодный полутемный зал, все освещение которого состояло лишь из двух обычных настольных ламп, стоявших на полу.

В сумраке просматривался спортивный арсенал: шведская лестница, брусья, бревно и турник – тот самый, к которому на фото была привязана Ксюша… Теперь турник был пуст. На низкой длинной скамье вдоль стены сидело двое мужчин. Ксюши нигде не было видно… Но едва глаза привыкли к мраку, клубившемуся по просторным углам спортзала, как скрюченный Ксюшин силуэт с трудом различился на матах, сложенных стопкой у края скамьи.

Реми словно окаменел и остался стоять у входа, не сводя с ее темного силуэта глаз. Александра бросилась прямиком к сестре, но тут же была схвачена за руки Женей, который вежливо, но твердо остановил ее.

– Пожалуйте сюда, – произнес Женя и подтолкнул Александру к двоим мужчинам.

Реми, казалось, ничего не слышал и словно прикидывал, с чего начать, кому нанести первый удар, чтобы разметать по углам троих мужчин… Со скамейки раздался голос, произнесший по-английски с сильным русским акцентом:

– Прошу вас, господин француз, присаживайтесь. Поговорим мирно.

– И без глупостей, – добавил второй голос по-русски, – мы вооружены.

Кис не замедлил перевести это дополнение.

Очнувшись, Реми подошел к остальным. Один из мужчин поднялся. Он был крепок, коренаст, белобрыс, лет под сорок. Простоватое лицо спортсмена было почти радушно, что как-то не вязалось с их насильным приглашением, да еще и при помощи кошмарной фотографии.

– Ну, милости просим, – сказал он и протянул им руку. – Вы можете не представляться. А меня зовут Борис.

Кис счел за лучшее ответить на пожатие, Реми молча последовал его примеру, Александра убрала свои руки за спину и посмотрела на белобрысого с вызовом. Борис лишь едва заметно пожал плечами.

– А это Валентин, – указал Борис на второго.

Валентин встал, но руки протягивать не стал. Кивнул головой и сел обратно. Этот был помоложе, ровесник Реми, а может, чуть младше. Худой, высокий, с мелкими чертами неприветливого лица, с тем неопределенным цветом жидких волос, какой бывает у потемневших с возрастом русых.