Михаил Черненок - Иллюзия жизни

На глазах Софии Михайловны неожиданно навернулись слезы. Бирюков и без того видел, как трудно ей говорить. Антон быстро открыл стоявшую на столе бутылку карачинской воды, налил полстакана и подал Царьковой. Отпив всего два глоточка, она виновато сказала:

– Извините, чуть не разревелась.

– Давайте прекратим подробные воспоминания, – предложил Бирюков. – Я задам несколько вопросов и завершим беседу.

София Михайловна отрицательно повела головой:

– Без подробностей вы не поймете наших отношений с Георгием. Постараюсь без эмоций выговориться до конца. Можно?…

– Ваше право.

С трудом преодолев волнение, Царькова заговорила вновь:

– Есть чеченская пословица: «Когда умирает мать, в сердце сына увядают розы». Георгий после смерти матери стал увядать буквально с каждым днем. На него навалилась такая хандра – страшно смотреть. Целыми днями он не вставал с дивана и, словно душевнобольной, смотрел невидящим взглядом в одну точку. О том, чтобы обратиться к врачам, слышать не хотел. На мои ласки обычно отвечал: «Софа, не сыпь мне соль на раны. Я размышляю о смысле жизни». – «И не можешь ничего понять?» – «Понимаю. Настоящая жизнь – в потустороннем мире, а на Земле – это иллюзия жизни. Здесь все призрачно, жестоко и абсурдно. Кажется, у Свифта читал, что потеря друзей – это тот налог, которым облагаются долгожители. Я, Софочка, не прожил еще и полжизни, а потерял дружков больше столетнего старика. Теперь вот и мама от меня ушла». «Мои родители давно умерли, но я продолжаю жить». «Ты не была в Афгане и не видела, как бессмысленно гибнут молодые парни, которым надо было еще жить да жить». Такой диалог можно было вести до бесконечности. Однажды я сказала: «Дружок, ты в институте сочинял неплохие стихи. Садись за письменный стол и изливай душу в поэзии». – «Кто мои стихи напечатает», – отмахнулся Георгий. «Ты напиши, а я оплачу издание». Он оживился: «Софочка, сегодня же берусь за дело!». Хотела купить ему компьютер – отказался. Попросил пишущую машинку. Купила. И он взялся строчить не на шутку. Стихи получались слабые, но я их хвалила. Для меня важно было – вырвать мужа из депрессии. Через месяц Георгий стал неузнаваем. Энергия из него забила фонтаном. Первой книжке радовался, как ребенок. И пошло – поехало. Домик на Кедровой заполнился книгами…

– Георгий Васильевич не пытался их продавать? – спросил Бирюков.

– Чтобы хоть немного разгрузить дом от макулатуры, я в прошлом году и нынче несколько раз давала объявления в областную газету «Сибирские вести» и по местному телевидению. Готова была за бесценок отдать книги посредникам на реализацию. Бесполезно. Это при советской власти поэзия была в моде. Теперь другое время и люди другие. Телевизор страшно включать. На всех каналах – секс, мордобой, стрельба, взрывы да кровавое месиво. Молодежь словно очумела. Недавно в универмаге слышала разговор двух молоденьких продавщиц. «Ты вчера смотрела ужастики?» – «А как же! Ой, я так их обожаю!». Невольно задумаешься: до какой степени надо опуститься морально, чтобы обожать ужас?…

– Да, мораль нынче, следует признать, далеко не на высоте, – сказал Антон и вновь спросил: – Автор не огорчался, что его книги не пользуются спросом?

– Нисколько. Для него был важен процесс, а не конечный результат. Жизнь в домике на Кедровой мне стала казаться невыносимой. Чтобы отвлечься от беспросветности, решила построить коттедж. Когда закончила стройку, Георгий оглядел хоромы и скептически усмехнулся: «Поздравляю, Софа. Теперь ты – столбовая дворянка, а я останусь у разбитого корыта. В своем доме мне стены помогают». Жить одной в коттедже оказалось еще тоскливее. Поехала в Новосибирск к давней подруге. Потеряв любимого мужа, Золовкина, оптимистка по натуре, переживала свою исковерканную судьбу тяжелее меня. С трудом уговорила Яну сдать новосибирскую квартиру в аренду и переселиться на жительство ко мне. Вдвоем мы повеселели. Георгий нас не беспокоил. Продолжал писать стихи и периодически, когда кончались деньги, звонил мне насчет «продуктовой дотации».

– Пенсии ему не хватало?

– Он слишком пренебрежительно относился к деньгам. Часто одалживал встречным и поперечным пьянчужкам, которые никогда долгов не возвращали, но сам ни у кого взаймы не брал. Да и я постоянно следила, чтобы не влез в долги. Кроме меня, его иногда выручали друзья по афганской службе. Просто брать у них деньги Георгий отказывался категорически. Тогда они пошли на хитрость. Стали покупать у него книги вроде бы для реализации.