Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 2. Девяностые

Невидимку тщательно обыскали, осмотрели его рану. Оказалось, что ранен он совсем не смертельно, пуля ударила в подмышку, прошла навылет…

У Тихони на сковороде жарились макароны — он аккуратно вывалил их в раковину, пока Варшава ловко связывал Шахматиста. Молодой человек, наконец, разлепил губы:

— Вы меня еще спеленайте…

— Пеленают детей, а тебя мы стреножим, пидорюга, — начал истерику Тихоня, поднося к лицу попа раскаленную сковороду. Варшава его решительно отстранил:

— Не шуми, ты стакан его крови выпьешь. Мое слово.

— Так режьте! — выгнулся дугой парень.

— А нас упрашивать не надо! — внезапно ожил Артем. — Резать будем не вдоль, а поперек! Токарев — мой батя! Понял?!

— Я знал…

Невидимка буквально впился своими бельмами в глаза Артема и словно зацепился в них за что-то… Токарев вздрогнул и неожиданно хлестанул Шахматисту справа в солнечное сплетение. Молодой человек схватил ртом воздух и нырнул лбом в паркет. Артем поднял его за волосы:

— Какие мы нежные! Я тебя давно ищу, сука… — Много посуды за это время перебили! Теперь — спрос!

— Сам бы и спрашивал! — как выплюнул паренек, не отрываясь от его глаз, словно гипнотизируя Токарева.

Варшава сдвинул брови и пнул Шахматиста в голень:

— А как — погулять выйти?!

Молодой человек скривился, но даже не застонал, продолжая удерживать взгляд Артема:

— У всех своя правда… А только один бы ты меня никогда не сделал, ментенок… Урками себя обставил, храбрый мальчик…

Тихоня подскочил и вылил ему на шею горячий жир со сковородки:

— Правд много — вера одна!

Невидимка зашипел и задергался:

— Вот пусть бог и рассудит! По-честному — один в один!

— Что?! — Тихоня приложил ему сковороду к загривку. Фантом заскрежетал зубами, забился, но продолжил смотреть на Артема:

— Ну, боксер! Давай! Одолеешь — тогда я перед всем честным народом…

Токарева качнуло вперед, к связанному телу:

— И перед прокурорскими?

— Да!

— Жить хочешь?

— Да!

— Падаль. Никто тебя не боится… Согласен!!!!

— Дуэль?

— На «тэтэхах», сволочь!!!!

— А у меня другого нет!

— И не будет!

Токарев начал нервно доставать пистолеты из-за пояса, вынимать обоймы и передергивать затворы. Красиво разложил стволы на скатерти и взял нож со стола, собираясь разрезать веревки.

Тихоня настолько охуел (а другого слова — просто не подобрать), что, прислонив сковородку к своей ноге, не почувствовал ожога. Варшава сел по-арестантски, глубоко, подпер голову руками и нехорошо улыбнулся:

— Мудро! Нам с задубевшими душами такое в головушки не пришло бы! Да, Тихонь?

Тихоня опомнился, откинул сковородку, шипя от боли:

— Как-то читал я книгу, начало и конец были вырваны… Так там дворяне каждые полчаса — позвольте — не позволю — и пиф-паф! Столько нового узнал!

— Можно потрогать? — Варшава ласково погладил стволы. — Когда их на Урале четырнадцатилетние пацаны собирали, вкалывая по восемнадцать часов в сутки, то думали они про «бей гадов», но никак не про дуэли… Это я так, Артем, рассуждаю… И когда из окопов безусые лейтенанты роты поднимали — то думали, что с матерями по-человечески не простились. А ты — дуэль?! Дуэли бывают только с равными! В книжках так пишут… Артур?! А батя твой?! А Проблема?! А девка эта зарезанная?!

Варшава вскипел, губы его задрожали, брови задергались. Тихоня ойкнул и пошел боком в сторону коридора. Токарев неуверенно потянулся к столу, но не успел. Из обоих стволов дуплетом Варшава выстрелил в Невидимку, который уже все понял и пытался отползти. Одна пуля вошла в левое бедро, другая ударила над правым коленом. Гильзы сухо щелкнули о полировку серванта. Шахматист завыл, забился в судорогах. Резко запахло пороховой гарью.

Варшава убрал руки со стволов — он их почти и не поднимал:

— Вот и рассудил бог… Через меня. Такое, стало быть, он принял решение.

Артема как подбросило — он упал рядом с Шахматистом, схватил его за голову:

— Кто ты?! Кто? Откуда ты? Зачем?! Кто ты?!

Молодой человек ответил ему лишь оскалом и мертвым взглядом, а потом потерял сознание.

Токарев застонал, отвалился к холодильнику — его крупно трясло, и когда Тихоня налил ему чашку водки, он чуть не отбил зубами кусок от края.

Вкуса водки Артем не почувствовал, но, выглотав жидкость до дна, смог хотя бы внутренне зарыдать — без слез и всхлипов, беззвучно и страшно…

Он закрыл глаза и сквозь перестук собственных зубов расслышал надтреснутый голос Варшавы: