Александр Андрюхин - Казнь за разглашение

— Я нашел это болото! — весело объявил он. — Сейчас по стакану перед обедом — и хватит! Ночью выступаем.

И ночью выступили. Зарядили фотоаппараты, достали счетчики, приготовили рамки. До того болота не дошли. Заблудились. Зато набрели на какую-то поляну, где Сеня испуганно прошептал:

— Счетчик зашкаливает! Что будем делать?

— Будем мысленно приглашать их к контакту, — произнес торжественно Берестов и сам вздрогнул от собственного голоса.

Две минуты держалась напряженная тишина, и вдруг Кузнецов прошептал дрожащим голосом:

— Вижу! Инопланетянина вижу!

Компания вздрогнула и попятилась. Коля Зайцев интенсивно защелкал фотоаппаратом. Берестов, как ни всматривался в темные стволы деревьев на противоположном конце поляны, все равно не видел ни черта. И вдруг ему показалось, что от черных деревьев отделяется белое облако и плывет к ним.

— Братья! — заорал истошно Кузнецов. — Возьмите меня с собо-ой!

Он кинулся к ним навстречу, однако, не добежав и до середины поляны, рухнул лицом в снег и затих. Орлы переглянулись.

— На черта вы ему налили! — произнес Зайцев. — Козел! Инопланетян распугал…

Ребята подняли Кузнецова и вернулись в лагерь. Добавили ещё по полстакана и начали ржать.

— Ты чего нафоткал, Зайцев?

— Черт его знает? Проявим, посмотрим!

— А ты куда понесся, идиот?

Только Берестову было не до смеха. Он мучился все тем же гамлетовским вопросом: быть или не быть его статье в «Известиях»? Что он напишет в газету, которая доверчиво профинансировала эту экспедицию?

На следующий день ребята стали собираться домой. Вот тут-то и прошли мимо них шестеро туристов из Иркутска. Взглянув на помятые физиономии берестовской команды, они понимающе заулыбались и потопали дальше. И только один из них сбавил шаг.

— Вы разве не знаете, что здесь останавливаться нельзя?

— Это ещё почему?

— Опасно!

Парень широко улыбнулся, но не стал вдаваться в подробности. Только кивнул на восток и сказал:

— В двух километрах отсюда есть такая поляна, с которой многие не возвращаются. Там щель в иное измерение.

Никого, кроме Берестова, его слова не заинтересовали. Головы раскалывались, а похмелиться было нечем. Парень понимающе оглядел компанию и вдруг сказал:

— А вы пробовали медитировать по кругу? Ложитесь на землю по знакам зодиака, беритесь за руки и начинайте гонять энергию слева направо. Через пять минут вам откроется космос.

— Какой к черту космос, когда башка гудит, — произнес Кузнецов и стал разводить костер.

Парень снова улыбнулся и ушел. Команда принялась суетиться у костра. А Бе рестов поднялся и отправился на восток, на ту самую поляну, где щель в иное измерение и откуда многие не возвращаются.

— Лучше вообще не вернуться, чем явиться с позором, — произнес он сквозь зубы.

Это не было сном и не было похмельным бредом. В этом Берестов мог поклясться. Он всегда имел трезвый рассудок и никогда не сомневался в том, что видел своими глазами, будь то явление сиюминутное или уже наполовину стершееся из памяти. Ему сроду никогда ничего не казалось, не мерещилось, не чудилось даже по пьяни, и он удивлялся тем, кто не верит собственным глазам. В отличие от них, Берестов глазам верил всегда.

В то хмурое февральское утро, пройдя в пермском лесу два километра на восток, Берестов уткнулся в железобетонный забор. «Понятно, почему отсюда можно не вернуться», — усмехнулся он и поплелся вдоль забора. Было ли это тайным местом заключения политических узников или секретным военным объектом, Берестов не знал, однако через несколько минут ощутил необычайную легкость. «Что это со мной?» — удивился он, чувствуя, что рассудок его по-прежнему ясен, хотя состояние близко к обморочному. В обморок Берестов падал дважды. Однажды в детстве, когда у него из вены брали кровь, и в уже достаточно зрелом возрасте, когда он, поскользнувшись на льду, ударился затылком об асфальт. В первом случае он видел сказочное синее море и себя, бегущего по песчаному берегу, необычайно веселого и беззаботного, во второй раз он не видел ничего, и когда пришел в себя при помощи прохожего, отхлеставшего его по щекам, то первой мыслью было, что того света нет! Там сплошная ночная мгла и полное небытие.

На этот раз состояние бредущего вдоль забора Леонида отдаленно напоминало состояние того, первого, обморока. Неожиданно его «я» стало медленно подниматься над ним все выше и выше. Наконец оно оторвалось от плоти и перепрыгнуло через забор, а его тело продолжало автоматически двигаться вдоль забора, как будто ничего не случилось.