Б. Седов - Заложник

- Извините, Василий Петрович, но я вынужден отказаться. Не в наших правилах с ментами водку жрать. Бабки поделить - это святое. А вот за одним столом лобызаться - увольте! У Сидоренкова отвисла челюсть, но что сказать в ответ, он так и не нашел. Братки, весело гомоня, повернулись задницами к прерванному пиршестау и гордо, не оборачиваясь, удалились. Даже в походке уркаганов чувствовалась брезгливость. С ментами пить - вот еще! Во, бля! - ахнул Извлечной. - Только вроде бы… С волками жить - по-волчьи выть, - ни к селу ни к городу продемонстрировал эрудицию Друздь. Эх, твою мать, мне бы пулемет…, - простонал Семчук, Да, - согласился со всеми сразу глава областного УВД, - я уж было решил, что мы и впрямь сможем работать в одной упряжке. Ну да ладно. По-старому тоже нормально. Не бедствовали же? И сам себе в полной тишине удовлетворенно ответил:

- Нет. Не бедствовали. И улыбнулся. Напряжение схлынуло. Господа менты тоже заулыбались, зашумели, вспомнили, зачем они тут собрались, и снова взяли в руки отложенные остывающие шашлыки. - Ну, майор, наливай!…

Вот уже почти год Афанасий работает на меня. Хотя… Не знаю, правильно ли такое определение его деятельности. Да, конечно, он пахал, как лошадь, следя за тем, чтобы на нашем дворе все было чисто, он прибирался в просторных комнатах моего огромного дома, приносил из тайги дичь, ягоду, разные полезные и вкусные травы… Это с одной стороны. А с другой - он стал для меня другом. И это несмотря на то, что я так и не узнал его по-настоящему. Говорун он более чем скромный, все больше: да, хозяин; нет, хозяин… Но в этих словах не было ни подобострастия слуги, ни скрытой издевки знающего себе цену следопыта. Вообще - он странный человек. По всем внешним признакам - типичный неграмотный бурят. Но это только снаружи. А что у него внутри - одному Богу известно. Иной раз совершенно неожиданно скажет что-нибудь на грамотном городском языке, и тут же снова превращается в лесного человека. Или, например, я напрягусь и загну сложноподчиненное предложение с употреблением иностранных слов, а он слушает и явно все понимает. Но сам предпочитает выглядеть диким бурятом. В нем будто два человека. Один - простой, как полено, но хитрый и мудрый бурят, едва умеющий писать, другой… Другой - неизвестно кто, Афанасий всегда избегал разговоров о своей прошлой жизни. Особенно после смерти сына. Может быть, у него высшее образование. Может быть, он по каким-то одному ему известным причинам убежал из города в тайгу, прижился в ней, обучился всем премудростям существования в природе и теперь наслаждается этим, не желая возвращаться к прошлой жизни. Или он ловко скрывающийся от правосудия преступник. Или - разжалованный офицер спецслужб… На этом месте моих размышлений я понял, что зашел слишком далеко, и до маразма рукой подать. Я сунул погасшую сигарету в пепельницу и встал с дивана. Все эти мысли об Афанасии жужжали в моей голове по одной простой причине - с самого утра мы ждали обещанного звонка от неизвестного человека со смутно знакомым голосом. Афанасий был в его руках, и мы не знали, чего ждать от похитителя. Во-первых, если он смог захватить ловкого и сильного мужчину, это говорило… Ни о чем это не говорило. Захватить можно кого угодно. Даже слабая женщина может пшикнуть в нос здоровенному амбалу паралитическим газом и потом обращаться с ним, как с говяжьей тушей. Далее - этот тип, чей хрипловатый голос так заинтриговал меня, вряд ли будет убивать Афанасия. Люди, которые имеют такие намерения, разговаривают иначе, да и вообще они не разговаривают, а просто делают, что задумали. Так что тут скорее всего - шантаж. Может быть, этот человек хочет денег, может, еще чего-нибудь. Деньги - ладно, если его аппетиты не выходят за пределы разумных сумм. А вот если он хочет заставить меня сделать что-то, это - уже совсем другое дело. Тут может быть все что угодно. Я не люблю, когда меня вынуждают совершать какие-то действия. Игроки, правда, делали это, но я - то не знал, что действую по чьему-то плану, я находился в полной уверенности, что просто поступаю сообразно обстоятельствам. Потом, конечно, выяснилось, что все эти обстоятельства были тщательно и умело подготовлены и накинуты на меня, как сеть, но я этого не знал и делал все, что им было нужно. А вот если мне кто-то говорит: сделай так, а иначе будет то-то и то-то, у меня включается могучее ослиное упрямство, и я делаю совершенно наоборот. Не терплю, когда мною пытаются управлять, не скрывая этого. Не выношу, когда кто-то воображает, что имеет надо мной власть, и показывает мне это. Дескать, а теперь ты будешь прыгать и приседать, как я тебе скажу. Вот тут-то я и начинаю делать все наоборот, не считаясь с обстоятельствами и опасностями, проистекающими из моего поведения. Но уж если кому-то удастся заставить меня совершить унизительный кульбит, он может заказывать себе место на любом понравившемся ему кладбище. Никто не может безнаказанно унизить меня. Я все сказал! Подойдя к телефону, я тупо уставился на него, будто это могло помочь. Напрасно: телефон молчал. Тогда я уселся перед компьютером и еще раз прогнал запись разговора. В динамиках зашипело, и уже знакомый, но так и не опознанный голос произнес: