Гэвин Лайл - Венера с пистолетом

– А-а… Мы решили, все равно ей невозможно ездить инкогнито. И даже хуже, если бы она попыталась скрываться, и потом это обнаружилось бы. Более подозрительно. Так что если газеты заинтересуются – она просто путешествует по Европе, посещая города и страны, где играла в теннис. Знаете, она десять лет не была в Европе.

Ну что же, в этом был здравый смысл. Может, мне и не следовало пыжиться и читать Карлсону лекцию по обеспечению безопасности.

– А как насчет меня и возможных покупателей? Мы разместимся где-нибудь отдельно и будем связываться по телефону? В этом вся идея?

– Да, что-то вроде того. Мы будем встречаться, когда понадобится, но в этом случае примем меры предосторожности.

Достаточно разумно, может даже слишком. А вообще-то, что может быть разумного в растранжиривании двух с половиной миллионов на живопись? Дайте мне подобные деньги и посмотрите, как я стану их тратить. Правда, я тоже буду тратить на вещи по своему вкусу. Но мне не понадобится нанимать экспертов, чтобы советовать, как быстрее от них избавиться.

– Это такие инвестиции, да? Я имею в виду, «Дженерал Моторс» – пять процентов в год, а Пикассо – десять? Правильно?

Чуть чопорно и весьма торжественно он объявил:

– Галерея, собранная и сформированная донной Маргаритой, будет принадлежать народу Никарагуа.

О-о, в самом деле? Предыдущим вечером в библиотеке я заглянул в энциклопедии в раздел «Никарагуа», и ничто из прочитанного не навело меня на мысль, что народу там вообще что-нибудь принадлежит. Так что если однажды вы что-то ему передаете, то не надейтесь потом потребовать обратно. Это уж будьте уверены. Дьявольщина, это не мои проблемы. Может, идея донны Маргариты состоит в создание шикарного мемориала ее почившему и оплакиваемому мужу. Может, такова семейная традиция – завещать шикарный кус на общенародную пользу, и это выглядит достойнейшим поступком в глазах дядюшки Гонсалеса, обывателя и владельца старинных, обширных, хорошо унавоженных земель.

А быть может, два с половиной миллиона – просто капля в море, и не имеет большого значения, как их потратить. Если так, то я попал в хорошую компанию.

Самолет вздрогнул и накренился, а это всегда вызывало у меня устойчивое видение заголовка «Торговец старинным оружием среди неопознанных обгоревших останков…» Стюардесса по внутренней связи призвала всех пристегнуть ремни, так что у нас, видимо, был шанс через несколько минут приземлиться в Ле Бурже.

Перед иммиграционной службой мы разделились. Перед тем, как вернуться в таможню за чемоданом, я пошел подкрепиться рюмкой крепчайшего коньяка, а когда все прошел, Карлос уже исчез. Так что в «Монталембер» я поехал на автобусе.

Это не «Принц де Галь», но достаточно приятное пристанище, и гораздо ближе к центру Парижа, чем я думал. Я предъявил паспорт, представился клерку за стойкой и тот нашел меня в маленьком списке.

Швейцар подобрал мой крупногабаритный чемодан, обнаружив его удивительную легкость, а клерк сообщил:

– Мадмуазель Уитли просила сообщить ей, когда вы прибудете, – он положил руку на телефон на стойке. – Не возражаете?

Фамилия мне ничего не говорила. Или говорила? Что-то вроде припоминалось… Но у меня нет предупреждения против встреч с незамужними женщинами вдали от их семей. Правда-правда – это мой любимый спорт для закрытых помещений. Я согласно кивнул.

– Я буду у себя в номере.

Номер был как номер – довольно комфортабельный и слегка старомодный. Я не стал кидаться на кровать или отворачивать краны, чтобы их проверить. В «Монталембере» с ними все должно было быть в порядке и, между прочим, даже будь это не так, я не собирался привлекать к себе внимания. Удивила меня лишь одна странная вещь: большой плоский предмет, завернутый в коричневую бумагу, покоился на середине кровати. Я спросил:

– C'est pour moi? [1]

Швейцар пожал плечами, принял два франка и оставил меня один на один с пакетом.

Я конечно догадывался, что это была картина. Чуть больше двух футов на три. Ну хорошо, раз она на моей кровати… Я приступил к распаковыванию.

Четверо стариков сидели за столом в кафе, внимательно рассматривали свои пустые стаканы, посасывали глиняные трубки и размышляли о том, что бы еще такое сказать, черт возьми. Картина была выполнена в традиционном стиле, в скучных коричневых и синих тонах. От картины веяло умиротворением. Произведение такого рода вы вешаете на стену и больше никогда не обращаете на него внимания, точно также, как не обращаете внимания на старых завсегдатаев, если часто посещаете одно и то же кафе.