Евгений Сухов - Тюрьмой Варяга не сломить

— Хорошо. Я все понял, Егор Серге…

— Без имен!

— Я все понял, что еще?

— Еще вот что: надо предупредить кого следует в делегации, что я прибуду на пару дней позднее. Знаешь ли, мне ни к чему, чтобы меня кто-то видел из своих, достаточно будет того, что меня крепко запомнят американцы. А прикрытием пусть послужит международный конгресс, который проходит в Сан-Франциско, а потом в Париже.

— Вы хотели кого-то посетить в этой тюрьме? — неуверенно спросил Валентин Семенович.

— Возможно, мой драгоценный… если все будет хорошо.

— Хочу вас предупредить, что посещение заключенного может вызвать недоумение американской стороны.

— Меня американская сторона не особенно интересует. Знаешь, в мои годы задумываться о том, какое я произвожу впечатление, непростительная роскошь. Ну, так мы с тобой обо всем договорились?

— Да, Егор Се… Обо всем.

— Ну-ну. Ты понимаешь, что через пару дней бумаги должны быть у меня?

— Не успею, дайте неделю.

— Хорошо, но чтобы через неделю все было готово, — и, не дождавшись ответа, Нестеренко положил трубку на рычаг.

Егора Сергеевича мало беспокоило, каким образом собеседник собирается выполнить его просьбу. Этот человек много лет был под контролем Нестеренко и сумел сделать свою карьеру только благодаря умению Нестеренко молчать, — когда это было нужно, разумеется.

Их «дружба» началась после того, как Валентин Семенович имел неосторожность провести вечер в одной сомнительной компании. Веселье закончилось тем, что он, тогда еще крупный партийный руководитель, изрядно выпив, сгреб в охапку словоохотливую «телку» и заперся с ней в бассейне, где вытворял с развратницей такие чудеса, на которые был способен не всякий сексуальный маньяк. Разгоряченный алкоголем и длительным воздержанием (жена Валентина Семеновича уже полгода находилась в больнице после сложного перелома ноги), он потерял голову и пару часов кряду упивался своей похотливой партнершей, оказавшейся способной на секс во всех его проявлениях. Девица трудилась над членом крупного функционера столь усердно, что его возбужденные крики и отборный мат были слышны даже охране, честно несущей свою службу на территории вокруг дома. Откуда тогда было знать Валентину Семеновичу, что все помещения шикарной загородной дачи напичканы скрытыми камерами, которые беспристрастно фиксировали его сексуальную изобретательность и буйную фантазию.

Нестеренко хмыкнул, вспомнив, как вытянулась физиономия у этого молодца, когда похмелье явилось ему в облике благообразного старца, выложившего на стол государственного и партийного деятеля ворох фотографий.

А когда Егор Сергеевич через несколько лет поведал своему собеседнику о судьбе бюджетных денег, которыми тот так ловко распорядился на рубеже 1990–1991 годов, а также намекнул на причастность Валентина Семеновича к распространению фальшивых авизо, изумлению и сговорчивости последнего не было предела.

Задумчиво постучав пальцем по полированной столешнице, Егор Сергеевич снова снял трубку и, набрав номер в Вашингтоне, негромко сказал по-английски:

— Майкл? Это я.

Как обычно, после вечерней проверки зэки расходились по камерам. Джонни Кидс по кличке Могильщик, перекрикиваясь с приятелями, шел не спеша по коридору, размахивая длинными руками, и никому не уступал дорогу. Он был огромен как гора, и силен, как Майк Тайсон. Весь облик канадца был воплощением самоуверенности и силы, и в то же время было очевидно, что природа вряд ли создала эту живую машину для созидания.

Таких, как Джонни-Могильщик, в российских тюрьмах называют «отмороженными». Никогда невозможно угадать, что им взбредет в голову в следующую минуту. Уголовный опыт подсказывал Варягу, что с такими типами нужно держаться всегда настороже.

Как и обычно, в 22.00 в тюрьме объявили отбой.

Варяг внимательно наблюдал за тем, как Джонни неторопливо скинул с себя рубашку, оголив мощный рельефный торс, стянул широкое трико, показав толстые, словно телеграфные столбы, ноги, и, как всегда, до раздражения аккуратно уложил свои вещи на спинку стула, и, даже не взглянув на соседа, вытянулся на койке.

Через несколько минут должен быть состояться обход. Варягу было известно, что обход в тюрьме всегда совершается в одно и то же время, причем с точностью до минуты. Неторопливая чеканная поступь надзирателей разобьет тишину коридора, затем металлическим звоном щелкнет отворяемый замок, а уже потом мощный поток света ударит с потолка камеры.