Евгений Сухов: Тюрьма глухаря

Заперевшись в своей комнате, Надежда забралась на диван и, обхватив руками колени, громко зарыдала. Жизнь закончилась какой-то час назад. Внезапно. Подло. Все разрушилось в один миг, оставив после себя лишь тлеющее пепелище. Еще вчера все было просто замечательно, она уверенно строила планы на будущее, простые, человеческие: закончить вуз, выйти замуж, нарожать детей. Между основными событиями ее жизни должно было произойти много приятного: поездки по Европе, отдых на каком-нибудь экзотическом острове, выращивание цветов на даче, встречи с друзьями…

И теперь, в минуту глубочайшего разочарования, странно было лицезреть улыбающиеся лица, слышать радостный смех и думать о том, что кому-то необыкновенно хорошо. Накатывала черная тоска, что с тобой самой судьба обошлась немилосердно, как с нелюбимой падчерицей.

– Надежда, открой! – Услышав твердый голос брата, девушка еще сильнее вжалась в угол. – Открывай!

– Оставь меня, я хочу побыть одна!

– Если ты не откроешь, я просто выломаю дверь. Ты меня знаешь.

Брата она знала хорошо и понимала, что так оно и будет. Нехотя поднявшись, Надя прошлепала к двери и повернула ключ.

– Что ты хотел, Вадим? – подняла она на брата заплаканное лицо.

При виде страдающей сестры его губы неловко дернулись, а потом сжались в упрямую ниточку. Вадим был старше ее на десять лет, помнил тот день, когда родители привезли ее из роддома – всего-то небольшой кулек! – красную, со сморщенным лицом, провожал ее в первый класс, встречал после школы, чтобы никто не обидел. Вся ее жизнь прошла на его глазах, и вот теперь младшая сестренка обрела какие-то свои тайны, куда ему не было доступа.

Несмотря ни на что, Надежда все-таки была сильным человеком и, повзрослев, никогда не выставляла напоказ своих переживаний. Если Вадим и помнил ее слезы, то лишь во времена ее неразумного детства. Теперь, растерявшись, он не знал, как следует поступать. Может, просто закрыть дверь и выйти? Или расспросить о том, что ее гложет? Накатившая жалость резанула где-то под ребрами, и он спросил, немного смешавшись:

– Так я пройду?

– Проходи, – отступила Надежда, пропуская его в комнату.

Сели на диван: Вадим с распрямленной спиной, Надя зажалась в уголке, словно побитая собака. В присутствии зареванной сестры он вдруг почувствовал себя лишним в этой девичьей светлице и сам был не рад, что перешагнул порог.

– Кажется, я догадываюсь, что произошло… Но я бы хотел услышать все от тебя.

– Он сказал, чтобы я избавилась от ребенка.

– Вот как, и почему?

– У него такая работа, что его часто не бывает дома. И вообще он не готов стать отцом.

Так уж сложилось между ними – Надежда буквально с детства доверяла брату свои небольшие секреты. А когда подросла, то не стала ничего менять в доверительных отношениях и делилась с ним как большими, так и малыми тайнами. Она бывала с братом предельно откровенной, чего не случалось у нее ни с подругами, спешащими поведать о ее злоключениях всему свету, ни с родителями, неисправимыми моралистами. Брат мог поддержать добрым словом, дать хороший совет, а при надобности укротить особенно рьяного ухажера резким словом.

В этот раз все было по-другому, посерьезнее, что ли… А потому и ответ она ожидала получить куда более чистосердечный.

– Все так… – негромко произнес Вадим. И, посмотрев на сестру, добавил столь же невозмутимо: – Я убью его.

Надя взглянула на брата и испугалась его спокойных серых глаз. Сказано было не для какого-то эпитета, который может присутствовать в любом диалоге, и уж тем более не для того, чтобы как-то ее утешить. Вадим просто озвучил свое решение, и в его голове уже созрел какой-то конкретный план.

– Вадим, поклянись, что никогда не сделаешь этого, – сглотнув, твердо произнесла девушка.

– Не обещаю. Он тебя оскорбил и должен за это ответить.

– Послушай, Вадим, ты не о том сейчас говоришь, убийство – это большой грех.

– Возможно… Но не в моей ситуации, – просто объяснил Вадим.

– Ты не сделаешь этого!

– Почему? – Вадим выглядел немного удивленным.

– Потому что… – не отваживалась Надежда подобрать подходящее слово, – потому что я тоже виновата, и я… по-прежнему его люблю.

– Это для меня ничего не меняет. Он оскорбил тебя.

– Я не смогу жить, если его не будет… Пусть мы не вместе, но я буду знать, что он есть, хоть и не рядом со мной, но живой. А так…