Евгений Сухов - Тюрьмой Варяга не сломить

— Начальник, в чем дело? — невозмутимо поинтересовался Святой.

Его опрокинуть на пол могла только плюха расплавленного свинца. Святой нагло торчал в центре барака, словно верстовой столб посреди заснеженного поля.

Лейтенант сделал несколько шагов вперед, а потом проорал Святому прямо в лицо:

— Кому сказано, сволочь, лежать!

— Глотку не надорви, — очень заботливо посоветовал Святой. — Она тебе пригодится, чтобы покрикивать на молодую жену.

— Да я тебе… — поперхнулся угрозой лейтенант.

— Попридержи язык, — грубо оборвал Святой, — если не желаешь совсем без него остаться.

— Ладно, поговорим еще. — И лейтенант, обернувшись к солдатам, которые с интересом ожидали развязки его разговора с паханом, грубо обронил: — Ломайте полы! Ищите тайники! Да шмонайте их всех как следует!

Двое солдат, вооруженные ломами, казалось, только и дожидались этой команды. Они с яростью расщепляли полы, будто рассчитывали обнаружить золотой клад. Доски жалобно трещали, с грохотом ломались — создавалось впечатление, будто огромный фрегат на полном ходу налетел на риф.

— Искать! Искать везде!

Краснопогонники и сами, похоже, не знали, что же они ищут, но с послушным усердием принялись рыхлить землю.

— Здесь нет ничего, товарищ лейтенант!

— Ищите по углам. Они любят там прятать свои тайнички.

— Начальник, а кто потом все это обратно будет делать? — приподнял голову зэк по кличке Маэстро.

— Лежать! — гневно прикрикнул лейтенант. Маэстро почувствовал, как тяжелый приклад уперся ему между лопатками. Вновь затрещали доски, и мальчишеский голос почти виновато сообщил:

— Ничего нет, товарищ лейтенант.

— Искать!

Развороченные половицы торчали из искореженной земли прогнившими зубами. Из распотрошенных матрасов, словно кишки из вспоротого брюха, выглядывала комковато-грязная вата. Потолок тоже был вскрыт, и ошметки серой штукатурки густо запорошили верхние ярусы шконок.

Смотрящий чувствовал, что на этот раз странные поиски имеют какой-то особый смысл. Впрочем, если бы Беспалый хотел подбросить ему наркоту, чтобы спровадить в другой лагерь, а то еще хуже — добавить срок, то уже давно бы сделал это. Оставалось набраться терпения и подождать развязки.

— Довольно! — распорядился лейтенант. Солдаты охотно отложили ломы в сторону и посмотрели ему в глаза с преданностью добросовестных ищеек.

— Всю эту кодлу отвести в промышленный барак, там у них будет время, чтобы порассуждать о правилах хорошего тона.

Некоторое время промышленный барак использовался под склад, где держали ветошь, потом в нем размещался цех для пошива телогреек. Но последний месяц он стоял совершенно пустым — в лагере поговаривали о том, что начальство хочет отвести его под «петушню», которая в остальных бараках занимала прихожую.

Слух не оправдался. Вот, значит, для чего сгодилось. Губы Варяга скривились — лицевой нерв отреагировал болезненно.

— Всех? — недоуменно переспросил сержант.

— Всех до одного! И не мешкать! — Лейтенант повернулся к сержанту и грозно произнес: — Да чтобы без глупостей. Не хочу, чтобы мои хлопцы грех на душу взяли.

Зэки вопросительно смотрели на Святого: ты тут пахан, мол, тебе и решать.

— Ладно, пойдем, братва. Пускай пока покуражатся, — сказал Святой и зашагал к двери.

Барак с арестованными был отделен от общей зоны высоким забором.

У входа в локалку дежурили два крепких бойца. Они лично были инструктированы Щеголем и с недоверием разглядывали каждого проходившего мимо зэка, готовые в любую минуту пустить в ход заточенный прут.

У порога барака опальных зэков караулили еще четверо «сук». И когда они приникали к огромным щелям, стремясь разобраться, что же все-таки творится в черном чреве барака, их глаза встречались лишь с вязкой темнотой. Тихо было в бараке, только под полом шуршали разленившиеся крысы. На колонию ложились сумерки. Варяг повернулся к Святому.

— Ты всем сказал?

— Да, Влад, можешь не переживать. Доска действительно оказалась проломленной. Мы вытащили еще одну, так что выскакивать из бараков можно будет сразу по двое.

— Отлично!

— Может, сейчас и начнем?

— Рано, — прошептал Варяг. — Пусть успокоятся.

Полчаса назад в дверь барака просунули маляву, и когда Варяг поднял записку, мгновенно узнал почерк Муллы: только он один мог писать так красиво, как будто выводил шамоилы. «Варяг, у задней стенки барака проломана доска. Это твой выход. Вор ты с головой, что дальше, придумаешь сам, а я сегодня организую то, о чем мы с тобой толковали накануне».