Сергей Асанов - Экстрасенс

А может, и нет ничего?

Я ухмыльнулся. А ведь черт меня дери!!! — может быть, действительно ничего такого и в помине нет, а я просто пал жертвой розыгрыша своего депрессивного друга Сергея Косилова и второй день валял дурака? Ведь это очень и очень вероятно! Ну, реалист гребаный, напрягай мозги…

«Угу. А Макс Червяков? — словно бандитское перо в бок, вонзилась в голову мысль. — Как ты объяснишь его нелепую и безвременную кончину, а?»

Я почесал нос.

«А с Максом получилось досадное совпадение! Ну бывают же такие ужасающие стечения обстоятельств, перед которыми бледнеют самые невероятные сюжетные виражи голливудских сценаристов. Ну ведь все бывает в этой жизни! Вот представь, что ты со своей маниакальной идеей о бесовской видеокамере заявишься к психиатру — что он тебе ответит? Будет ли он тебе вообще что-то отвечать или сразу вызовет санитаров?»

— Ну, Косилов, — усмехнулся я, — мой маленький, нелепый, заикающийся мальчик…

Я вернулся в комнату, посмотрел на камеру. «Панасоник» мирно дремал в кресле, уткнувшись объективом в мягкую спинку. Безобидная и даже полезная в народном хозяйстве японская штучка стоимостью три тысячи долларов. Мечта любителя, будни профессионала…

И вновь у меня появилась мысль просмотреть предыдущие записи, и вновь дурацкий киношный ужас одолевал меня: вдруг я увижу что-то такое, что лишит меня сна и отдыха? Вдруг я подцеплю какую-нибудь заразу?

Кстати, почему я вообще не выброшу эту гадость в мусорный контейнер?! Бесплатно ведь досталась!

Я протянул руку к креслу, замер на секунду и…

…и чуть не подпрыгнул, услышав звон ключей в прихожей.

Светка вернулась.

Знаешь, Миша, я до последнего момента не верил, что это конец. Ну, теоретически я, конечно, осознавал, что, как в песне поется, «люди встречаются, люди влюбляются, женятся»… разводятся, делят детей и имущество и что мы со Светкой ничем не хуже других. Я много раз представлял (вернее, воображал с робкой надеждой, что все это останется просто глупыми фантазиями, похожими на эротические сны подростка), как будет выглядеть наше расставание. И вот уже в миллионный раз выяснилось, что ожидания обманчивы.

Она действительно взяла и подала на развод, прикинь! И никаких сантиментов, никаких предупредительных выстрелов в голову.

Ладно, извини, я вперед уже забегаю. Просто хреново очень…

Короче, она пришла, молча встала у двери кабинета и грустно посмотрела на меня. И вот тут-то мне дико расхотелось ее терять.

— Ну, говори, — предложил я, пряча глаза.

Мне вдруг стало неловко за стоявшую на столе водочную бутылку.

— А что говорить? Говорить нечего. Мы с тобой уже не срастемся.

— Почему?

— Потому что мы разные.

— Гениально! — не удержался я. — Где-то я читал об этом, в каком-то женском журнале.

— Не надо сейчас острить, — устало бросила она. — Ты был моим первым мужчиной, Вить, и я тебе благодарна за все. Но ты не мой мужчина.

У меня в горле появился комок. Я пытался его проглотить, но он, сволочь, застрял. Только бы не разреветься, думал я, только бы не разреветься. Совсем как Кот в сапогах в финале второго «Шрека».

— Ты действительно уходишь? — спросил я, пытаясь совладать со своим голосом.

Она утвердительно сомкнула ресницы.

— И решение твое окончательное и бесповоротное?

Тот же ответ.

— И у меня нет никаких шансов что-то исправить?

Она улыбнулась, но немножко нервно, словно ей приходилось отвечать на двадцатое по счету «почему» пятилетнего карапуза.

— Витя, ты так и не понял, в чем дело. Или, может, я недостаточно внятно все тебе объяснила. Нечего исправлять, понимаешь? Я не хочу больше с тобой жить не потому, что ты плохой человек или отвратительный муж. В конце концов, — тут она улыбнулась даже тепло и ласково, — ты намного лучше, чем пытаешься казаться. Дело не в этом…

— А в чем?

— В том, что я стала старше . Мне теперь хочется смотреть на жизнь своими глазами и без твоих постоянных саркастических комментариев. И я больше не могу ждать, когда пройдет твой кризис среднего возраста. Спасибо тебе за все, что ты сделал для пугливой семнадцатилетней девчонки. Дальше я сама. И давай расстанемся, как взрослые люди. Ты согласен?

Я молчал. Похоже, ком в горле не собирался проваливаться внутрь. Более того, он становился крупнее и грозил разорваться потоком «скупых мужских слез».

А ведь так все и бывает, Миха! Никаких рефлексий, никаких поэтических диспутов, и прав был тысячу раз Довлатов: ты сдохнешь в тщетных попытках отыскать смысл, ты выстроишь целый город философских обобщений и трактовок, а причина лишь в том, что ей противен звук твоего голоса. Только и всего.