Франсиско Павон - Опять воскресенье

– Нет, это впервые. Верно, дон Лотарио?

– Стало быть, у него есть основания на сей раз проявлять такое любопытство и волнение.

– С чего бы это, дон Лотарио?

– Просто по-соседски. Он ведь живет в центре того самого квартала, где происходили все известные нам события.

– А я думал, что Доминго Паскуаль живет на улице Дульсинеа.

– Жил когда-то, но после смерти своих родителей переехал к овдовевшей сестре на улице Сервера.

– И конечно, по-прежнему не женат?

– Разумеется. Кто же выйдет замуж за такого урода и бездельника.

– Будьте добры, Мансилья, сверните к улице Сервера, я хочу еще разок взглянуть на нее.

– Тебя, Мануэль, так и тянет к месту происшествия.

– Правда, Мануэль, зачем вам это?

– Видите ли, Мансилья, когда я попадаю в район, связанный с делом, которое я расследую, у меня всегда возникают хорошие идеи.

За несколько минут короткого пути Мануэль успел подробно рассказать инспектору о своем последнем разговоре с Сарой.

– Теперь, Мансилья, сбавьте, пожалуйста, скорость.

– Вон, Мануэль, на углу улицы тот дом, в котором живет Доминго Паскуаль.

Они несколько раз объехали все перекрестки квартала, после чего Мануэль попросил остановить машину у винного заводика Пабло Касаса, чтобы выкурить по сигарете и показать им разбитую лампочку. Едва они успели сделать несколько затяжек, как дон Лотарио, взглянув в зеркало заднего обзора, воскликнул:

– Смотрите, смотрите, а вот и сам Доминго Паскуаль, собственной персоной. И, к нашему всеобщему удовольствию, снова шаркает ногами… За версту чует нас и теперь идет по следу.

Подойдя к машине, Доминго Паскуаль перестал шаркать ногами и заглянул внутрь автомобиля, хитро улыбаясь своим уродливым плосконосым лицом.

– Добрый день, сеньоры. Все ищете?

– Ищем. А у тебя есть какие-нибудь новости?

– Есть кое-что… Я знаю, к кому приходил в ту ночь с последним визитом дон Антонио.

– Знаешь?

– Да, знаю.

– Кто тебе об этом сообщил?

– Моя сестра. Бедняжка плохо спит по ночам, слоняется по дому, смотрит в окна… Они выходят как раз на улицу Клаудио Коэльо, к дому Гомеса Гарсии.

– Верно, доктор заходил к нему в четыре часа дня.

– Не знаю, был ли он у него днем, а вот после трех часов ночи был точно, начальник.

– Твоя сестра не могла ошибиться?

– Нет, она видела, как дон Антонио и Гомес Гарсиа шли вдвоем со стороны улицы Толедо.

– А в котором часу они возвращались назад?

– Этого она уже не видела. Доктор, пожалуй, пробыл там около часа, потому что она легла не сразу.

– Ты даже не представляешь, Доминго, как я тебе благодарен… вернее, как мы благодарны тебе за твое сообщение.

– Не за что. Я всегда к вашим услугам.

– Ступай с богом.

Доминго Паскуаль как-то неуверенно зашагал прочь, но ногами уже не шаркал.

– Этот тип попал прямо в цель… Странно только, что после всего этого «иберийского фарса»… – задумчиво проговорил Плиний, глядя в спину Доминго Паскуаля, который шел вниз по улице. – …Вам не трудно подождать меня здесь немного? Я хочу зайти к Гомесу Гарсии, послушаю, что скажет он… А вы, Мансилья, составите мне компанию?

– Нет, нет, лучше идите один.

Пока Мануэль шел до дома Гомеса Гарсии, он вспомнил, как тот появился у них в городе со знаменем «Испанской фаланги», [16]которая вошла в Томельосо cpa.оy же по окончании войны. Вскоре он посватался к старшей дочери Ровиры. Вместе с «Испанской фалангой» Гомес Гарсиа покинул город, а спустя несколько месяцев снова вернулся, уже лиценциатом, и женился. В начале сороковых годов его часто можно было увидеть в официальных кругах, всегда в синей рубашке, очень воинственно настроенного. Когда же с этой эйфорией было покончено, Гомес Гарсиа всецело посвятил себя семейной жизни. И жил на небольшой капитал жены, которым, кстати сказать, распоряжался довольно умело.

Плиний дважды постучал в дверь колотушкой, имеющей форму железной руки с зажатым в кулак шаром, и ему пришлось подождать несколько минут, пока ему открыл – он хорошо это видел – человек, который прежде внимательно оглядел его из-за жалюзи окна.

Этим человеком оказался сам Гомес Гарсиа. Вид у него был хмурый, брови насуплены, а взгляд, как всегда, невыразительный.

Гомес Гарсиа не поздоровался с Плинием, не задал ни одного вопроса, а только молча смотрел на него. Казалось, всем своим огромным квадратным туловищем он стремился преградить ему путь в дом.

– Можно войти? – спросил комиссар, выдержав его пристальный взгляд.