Татьяна Степанова - Пир на закате солнца

– Знаете, там что-то странное творится. Там, например, медбратья такие здоровенные дежурят, как будто сторожат кого-то, и для остальных больных отделение закрыто, под видом ремонта, а на самом деле… Я даже подумала, может, у Приходько какая-то инфекция, но это не похоже на инфекционный бокс и… в общем, не знаю, но…

– Там и на месте не все в норме было, – хмыкнул Командир.

– Как это понять?

– Так. Шибко не понравился мне весь тамошний горный пейзаж.

– Чем? Почему?

– Интуиция. – Командир прищурился. – Вы, коллега, в чувство шестое верите? По глазам вижу – не очень. А словами такое не объяснишь.

Некоторые вещи происходят как бы сами по себе, независимо от нашей воли. Например, нога нажимает на тормоз, и машина останавливается у ворот парка, в котором вы были давным-давно, в детстве с родителями, которые потом со скандалом развелись.

Парк Архангельское… Андрей Угаров и не думал приходить сюда. Он просто проезжал по шоссе – мимо театра Гонзаго за высокой стеной. И неожиданно свернул к главному входу. Зачем? Может, чтобы немного отдохнуть, подумать, глотнуть кислорода, что-то вспомнить или кого-то встретить.

Жизнь… Что-то не складывалось в жизни Андрея Угарова в последнее время, и он это чувствовал. Ощущение было странное: то ли он намертво завяз в каком-то болоте, то ли летит в пропасть, то ли хочет чего-то, то ли совсем уже перестал желать и ждать.

Женщины… Кажется, они высосали вашу душу до капли, как хищные пиявки. Вот именно – как хищные пиявки… Но без них все теряло смысл. Женщины, по Андрею Угарову, подразделялись на две категории: те, кто платит, и те, за которых можно заплатить самому. Первые были капризны, одиноки, немолоды и вечно лгали, что они абсолютно самодостаточны. У них всегда имелся какой-нибудь изъян, который они скрывали, помешавший им в свое время устроить свою личную жизнь. У этих женщин водились деньги, потому что они были бережливы, а нередко просто скупы. Весь вопрос заключался в том, как их соблазнить, увлечь так, чтобы они сошли с ума от страсти и начали оплачивать все ваши потребности, полностью взяв вас на содержание.

С такими женщинами Андрей Угаров общался последние пять лет. Альфонс… пошло звучит? Он плевал на это, точнее, делал вид, что плюет.

Анна Гаррис – нынешняя официальная подруга Угарова – принадлежала как раз к этой категории. Кроме нее было еще несколько – в других городах: в Питере, Сочи, Екатеринбурге. К тем надо было летать на самолете, прикидываясь без памяти влюбленным, «выкроившим редкий час свидания в промежутке между важными деловыми переговорами и бизнес-форумом». После поцелуев и объятий у сочинской бизнесменши Светланы, например, можно было стрельнуть две тысячи баксов «перекрутиться», а у питерской галеристки Верико взять в долг «на полгода» двести тысяч в рублях – «на развитие собственного бизнеса, который будет приносить доход, как только мы с тобой, мое сокровище, поженимся».

Подобные фразы отпечатались в угаровской памяти, как нестираемый файл. И вроде бы ничего не стоило произнести их самым небрежным тоном, честно глядя прямо в глаза – в нелюбимые заискивающие женские глаза с лучиками пятидесятилетних морщинок.

С Анной было проще общаться в том смысле, что она жила в Москве и к ней не надо мчаться на перекладных. Сложность же состояла в том, что она была гораздо умнее всех остальных его баб. И она, кажется, полюбила его всерьез…

Серьезные отношения с ней? Но как же тогда Светлана, Верико, Жанна и Людмила, как же роскошная и глупая, как индюшка, Клара Игнатьевна, член политсовета влиятельной политической партии, как же стокилограммовая рестораторша Дарья из Ростова, Соня Файзенберг – вдова банкира, как же тогда трудоголик и умница в дымчатых очках Земфира Рушановна из правового управления при администрации президента?

Черт, они все любили его! И все давали ему в долг «перекрутиться с кредитом». Они все звонили, слали эсэмэски типа «навечно твоя», «хочу, умираю», «ты мне изменяешь, признайся?», «ты мой и только мой».

Он был как челнок, как связующее звено между ними и этой жизнью – тяжелой, в общем-то, жизнью, безрадостной, полной разочарований и одиночества.

А кроме того, были на свете еще и другие женщины, за которых можно было и заплатить самому. Этих было меньше, но они сильнее волновали сердце. Как малышка Полина, например, с ее круглой попкой и атласной кожей. С ней он вел себя не как альфонс, а как… ну да, как она и хотела – как заморский принц, точнее, как очень дорогой подарок. Хочу – дарю, хочу – погожу. Звоню не часто, навещаю редко. Зато когда приезжаю на ночь в ее тесную съемную квартирку на первом этаже в подмосковных Воронках, то шампанское льется рекой и начинается такая любовь, такая любовь…