Вячеслав Денисов - Главный фигурант

– Я понял, – забирая зажигалку, буркнул Кряжин.

Выжидая, пока добившийся своего Кряжин соберет со стола вещи, Смагин поднял со стола очки, рассмотрел их, словно видел впервые, и снова уложил на ежедневник.

– Сплоховал, думаешь, Вагайцев?

Кряжин встал и задвинул стул под стол.

– Спасибо за понимание.

Тот словно не слышал советника.

– А почему сплоховал, думаешь? – настойчиво поинтересовался Смагин, когда Кряжин уже успел отойти к самой двери.

– Для лошадей и влюбленных, Егор Викторович, сено пахнет по-разному.

Оперативнику МУРа Сидельникову, капитану одной из самых, как принято считать, талантливых сыскных организаций страны (чтобы не сказать – мира), прибыть по звонку Кряжина сразу возможным не представилось. После их совместной работы в составе следственно-оперативной группы по делу об убийстве губернатора Мининской области между советником и сыщиком зародилось нечто большее, чем просто служебные отношения. Стать друзьями они не могли априори – старая привычка Кряжина не заводить друзей, дабы те потом не смогли предать, не позволила отношениям перерасти в настоящую мужскую дружбу, но уже одно то, что Кряжин называл Сидельникова Игорем, а тот именовал советника Дмитриевичем, для окружающих говорило о многом. На Большой Дмитровке и Петровке, где люди относятся друг к другу с подозрением, все больше необоснованным, где фамилия Кряжин известна более, чем фамилии других «важняков», знали: если известные им люди входят в ту стадию отношений с советником, когда разговоры заходят не только о служебном долге, но и о футболе и вяленой рыбе, значит, этим известным людям теперь нужно обдумывать каждый свой шаг. Подружиться с Кряжиным очень трудно. Потерять доверие, проколовшись на пустяке, – пара минут.

А потому Сидельников, остановленный дежурным на самом выходе из здания на Петровке, тут же вынул из кармана трубку и набрал номер Кряжина. Он объяснил советнику ситуацию и сообщил, что приедет не сейчас, а через минут сорок. Максимум – через час. Можно было и не звонить, ибо Кряжин не дурак, и ему хорошо известно, что если опер опаздывает, то это по причине занятости, а не наплевательского к нему отношения, тем паче – дело носит приватный характер и звонок следователя выглядел не как распоряжение, а как просьба.

– Да что случилось-то? – с досадой буркнул капитан, следуя за дежурным в помещение.

– Сейчас увидишь, – пообещал майор, и по голосу его следовало догадаться, что он через минуту покажет не то списки членов Аль-Каиды, не то план мероприятий всех ОПГ Москвы на завтрашний день. – Полюбуйся!

И майор-дежурный ткнул пальцем на крошечного, ростом не более ста пятидесяти сантиметров, толстяка в очках, смущенно сжимающего в руках норковую шапку. На носу толстяка, точнее, на самом его кончике висели очки, из-под распахнутых отворотов пуховика виднелся серый свитер с какими-то кельтскими узорами на воротнике, жидкие рыжеватые волосы были всклокочены и торчали во все стороны света. Но самым примечательным были его глаза, блистающие над свисающими очками. Огромные, голубые, узко посаженные, с горящими посреди них черными угольками больших зрачков, они были похожи на кошачьи. Толстяк смотрел вправо, влево, на Сидельникова, на дежурного. Так обычно смотрит кошка, не понимая, что ей ждать от окружающих – хорошего пинка под хвост или пригоршню «вискас» в миску. Хотя сам человечек Сидельникову был незнаком, видок его был столь впечатлителен, что он даже расслабился и чуть улыбнулся.

– И теперь посмотри, что у этой киски было в портфеле, – довольный легким потрясением капитана, злорадно произнес майор. – Патруль совершенно случайно задержал его у «Театральной».

Портфель перевернулся (в десятый, наверное, раз) над столом дежурного, и на покрытую стеклом столешницу разноцветным листопадом посыпались фотографии.

– Вы меня не так поняли, – стараясь успеть вперед, чем Сидельников возьмет первую из них в руки, произнес (в десятый, наверное, раз) толстячок. – Это не то, что вы думаете. И вы знаете, я ужасно спешу.

Когда он говорил, капитан машинально отметил про себя, что, должно быть, этот человек не выговаривает «р», просто ему еще ни разу не удалось это продемонстрировать. Желая проверить свою догадку, Сидельников чуть подумал и спросил:

– Как ваше имя?

– Меня зовут Шустиным Степаном Матвеевичем, – немного жалобно произнес толстячок, не давая муровцу никаких шансов провести оперативный эксперимент.