Вячеслав Денисов - Главный фигурант

– Вы закончили, репортер? – спросил советник, и Шустин замолчал. Наверное, из-за того, что Кряжин так его не называл еще ни разу. – Я ведь не собираюсь ставить вас в согбенном положении со спущенными штанами перед Фемидой. Она ведь слепа, глуха и мертва, не так ли? Тем более, она баба. Вероятно, от этого и все проблемы. Вероятно, если бы на роль бога правосудия был избран, скажем, Аполлон, то у подобных вам поубавилось бы желания тешить свое закомплексованное тщеславие за счет человеческих жизней. Вы забыли, что я кандидат наук, защищавший диссертацию на тему о маниакально ориентированных личностях? Так вот, со всею ответственностью я заявляю, что из всех троих, попавших в поле моего зрения за эти три недели, я увидел только одного маньяка. Это не вы, Олюнин...

Миша-Федул обмяк и продолжил рисовать каракули.

– И не вы, Шустин. Это бедняга Разбоев, который сейчас волею судеб безопасен только потому, что находитя в состоянии растения.

– Спасибо и на том, – осклабился репортер, лицо которого стало неравномерно покрываться бурыми пятнами.

– Но не Разбоев убивал тех шестерых девочек. Однако и он не безгрешен. В ту ночь, когда была убита последняя из шестерых жертв, в Восточном округе была убита еще одна женщина, – вынув из папки примятый лист, на котором виднелась принтерная печать, советник положил его перед собой и, не стесняясь никого, вынул из кармана очки. – Это ориентировка за двадцать третье февраля сего года, я попросил ГУВД прислать мне сводку всех происшествий за те сутки. Женщина была убита зверски. Убита и изнасилована. Именно она и стала жертвой маньяка Разбоева, но случилось это не в Измайловском лесопарке, а в Измайловском парке культуры и отдыха, в трехстах метрах от того места, где была убита последняя из шести девочек.

– Ничего не понимаю, – тихо признался дежурный, потрясенный не меньше остальных.

– Эта женщина не вписывалась в общий рисунок, майор, – улыбнулся Кряжин, – поэтому никто и не привязывал ее к деяниям «московского потрошителя». Ей сорок лет, она замужем, и ей домой по ее мобильному телефону убийца не звонил. Да и характер нанесенных телесных повреждений никак не ограничивался двумя ударами ножа. Единственное, чем она была схожа с девочками, это светлые волосы.

– Почему же он ее убил? – встрял в разговор тот, кого сейчас должны были занимать не мотивы действий Разбоева, а собственная участь – Олюнин. Почувствовав на шее железную хватку капитана, заставившую его согнуться и упереться лбом в собственные письменные показания, Миша-Федул вновь схватил ручку.

– Имя убитой – Моргун Марина Касьяновна. Ее девичья фамилия – Заславская, и ничего особенного, полезного для следствия, в биографии этой женщины нет. За исключением одного факта, проверить который ни сыскная служба, ни следствие не сочли нужным. А ведь именно этот факт расставляет все по своим местам и мгновенно определяет приоритеты. Разве не изменилось бы многое, узнай следователь Вагайцев, что фамилия женщины до второго брака была Разбоева?

В дежурном помещении наступила тишина, лишь Шустин усмехнулся, посмотрел под ноги и покрутил головой, словно досадуя, что ему приходится иметь дело с такими идиотами.

– Шустин, я не собираюсь предъявлять вам обвинение на одних своих догадках. Я собираюсь показать всему миру – чего вы, собственно, и хотели – факты.

Начнем с того, что вся одежда Разбоева на момент задержания была залита кровью. Последнее убийство было совершено в феврале, и следователь обязан был обратить внимание на то, что вся кровь должна была впитываться в одежду жертвы. Раз так, то Разбоев не мог ею испачкаться с ног до головы. А между тем именно в таком виде его застали оперативники МУРа в его квартире.

– Но он ложился на них... – пробормотал майор.

– Он не ложился на них! – воскликнул Кряжин. – Убийца не насиловал жертв. Единственная потерпевшая, которая в момент нападения подверглась насилию, была Разбоева. Сперма в теле первой девушки – не убийцы, а ныне здравствующего ее парня Саши, с коим я имел откровенный разговор. Нападавший очень хотел, чтобы следствие поверило в то, что насилие было, и он добился того. Но ему не удалось заставить поверить в это меня. Двадцать третьего февраля я отказался от идеи поехать на встречу «Динамо» с «Северсталью» только по той причине, что на улице был чудовищный по меркам Москвы мороз. Три недели назад я, проверяя свою память, сделал запрос в Гидрометцентр, и оттуда мне пришел ответ, подтверждающий, что с памятью у меня пока все ладно. В ночь с двадцать второго на двадцать третье февраля был мороз тридцать четыре градуса с ветром двенадцать метров в секунду. Я предлагаю любому из вас вступить в интимные отношения с женщиной на природе в таких условиях. Что скажешь, сержант?