Вячеслав Денисов - Доклад Генпрокурору

Рядом с Любомировым лежали еще три тома, и Кряжин понял, что прозвучавший вопрос глуп. Тем не менее вошел, дверь прикрыл и даже закурил сигарету.

– Ты надолго, да? – явно огорчаясь, проскрипел Любомиров.

– Ерунда, – пообещал, глубоко затянувшись, Иван Дмитриевич. – Пара секунд. Как дела в Мандози?

Кряжину совершенно безразлично, как у Любомирова обстояли дела в Мандози. Более того, он знал, что от командировок тот ускользнул и с ответом в Думу уже опаздывал. Однако скажи он сейчас Любомирову: «Сергей, у меня дело по убийству Оресьева, что ты раскопал в ходе отработки его депутатского запроса?», тот мгновенно сообразит, в чем дело, и быстренько спулит незавершенную проверку Кряжину. Любомиров – умный следователь, а потому, едва почувствует, что Кряжину нужны материалы его проверок, тут же ему отдаст свой, не доведенный до конца материал. И будет прав, потому как убийство имеет приоритет, и вполне возможно, что именно в проверке сведений, изложенных в запросе, кроется ответ о мотивах преступления. Пояснений при этом Любомиров никаких давать не будет и ограничится фразами о том, что «все темно и подозрительно». На просветление у Кряжина уйдет несколько недель, если не месяцев, и, если выяснится, что ничего темного, по сути, нет, получится, что срок расследования он потратил не на конкретную работу, а на глупости. Профессиональный следователь, к коим относился Кряжин, ведет игру не только с оппонентами, пытающимися выстроить профессиональную защиту от уголовного преследования, но и с коллегами. Любой следователь – животное не стадное, он одиночка, чурающийся компаний. Быть может, именно по этой причине Иван Дмитриевич так не любил б р и г а д ы.

Вопрос о Мандози – расслабляющий удар, после которого выплеск отрицательной энергии у Любомирова вызовет приток положительных эмоций. Банальный пример из курса психологии четвертого курса университета.

– И ты туда же? Дался вам этот Мандози с Ашкелоном... – Любомиров поморщился, как от зубной боли, и отодвинул в сторону тяжелое дело. – Я запросил местные отделения банков во всех этих городах. Действительно, из России указанными Оресьевым фигурантами осуществлялись крупные переводы, однако тамошняя прокуратура уверяет, что претензий ни к вкладчикам, ни к банкам не имеет.

– Ну, до этого недалеко, – вонзил Кряжин иглу еще глубже.

– Иван, там все чисто, понимаешь? Этим выдвиженцам от народа по партийным спискам лишь бы в контрразведку поиграть да прокуратуре нервы помотать. Как еще конкурентов можно лучше опустить, чем их через проверку в Генпрокуратуре прогнать? У этого Оресьева, между прочим, рыло тоже в пуху!... – прости меня, Господи...

– А что такое? – равнодушно поглядывая в окно, буркнул Кряжин.

– Эти ребята из Думы, которых он в финансировании террористов обвиняет, мне тоже бумажек наслали, будь здоров! Откуда, к примеру, у скромного блока «Отчизна», о существовании которого год назад еще никто не знал, такая мощная поддержка из Красноярска и Тернова? Я о финансовой поддержке говорю, Кряжин! У меня в сейфе штук пять видеокассет, где эти парни из «Отчизны»: Каргалин и этот...

– Рылин? – подсказал Кряжин.

– Да, Рылин. Так они на этих пленках на каком-то празднестве за городом вручают председателям избиркома ключи от машин, с ними же отдыхают на берегу Обского водохранилища, с ними же ходят по аэропорту Орли в Париже. Но, самое главное, Оресьевым уже направлен на рассмотрение вопрос проекта закона о пересмотре госпошлин на вывоз из страны строительных материалов. Объяснить, что производит Терновский цементный завод? И ты не знаешь, зачем лидерам блока «Отчизна» вручать ключи от автомашин очевидным статистам, каковыми по своей сути являются председатели избиркомов?

Кряжин знал. И пометил в том же блокноте невидимым карандашиком: «Тернов, ТЦЗ, избирком»...

– И в Госдуме, – продолжил Любомиров, – господами Каргалиным и Рылиным поднимаются вопросы, касающиеся не только руководителей Терновского цементного завода и терновских бонз по приватизации обанкротившихся предприятий. Выкуп за бесценок предприятий, не подлежащих, как это принято говорить, восстановлению. Ты скажи мне, недоумку, Кряжин, зачем кому-то два года назад понадобилось приватизировать полуразрушенный цементный завод в Тернове?

Слишком много восклицаний. На суровом лице Любомирова появилось такое жалкое выражение лица, что не ответить ему Иван Дмитриевич не смог, даже на такие откровенно риторические вопросы. Сказал, хотя знал точно, что, как бы ни старался Сергей Антонович изобразить недоумка, у него все равно не получится. Любомиров – профессионал. Он переживает, как это принято говорить, не по форме, а по содержанию.