Вячеслав Денисов - Месть по закону

– Не трекайся.

Мурена молча сидел и наблюдал в окно, как мелькают улицы и машина неумолимо приближается к выезду из города. Он понял, что совершил ошибку, сев на заднее сиденье автомобиля Пастора. Вопрос он задал вовсе не из дерзости, а из желания подчеркнуть свое доброе расположение. Он ни разу не бывал в зоне, ни разу не лежал на тюремных нарах, поэтому о блатной жизни знал лишь из нравоучений Тимура, который не всегда придерживался «закона». Тимур лепил из подчиненных нужных ему людей, а не будущих последователей воровской жизни. В отличие от Пастора каждого из них Тимур мог растоптать тогда, когда ему будет выгодно это сделать. Поэтому и холодел сейчас душой Мурена, глядя, как машина заезжает в лесополосу. Он совершенно не знал, как нужно вести себя в таких ситуациях, и поэтому ему было страшно. Он сидел и икал, чувствуя, как все свободное пространство горла занял комок, похожий на шерстяной клубок. Он не владел ситуацией, сложившейся с общаком, лишь знал о задаче, которую ему предстояло выполнить, – обыскать квартиру судьи на предмет наличия крупной суммы денег.

– Выведи этого чухана на свет божий, Соха, – приказал Пастор, выходя из машины. Расправив на солнце плечи, добавил: – Вон к той яме его, «быка»...

Мурена, увидев полуобвалившийся погреб, почувствовал, как ноги стали ватными. Опустив, как примат, длинные руки, он на полусогнутых ногах добрел до ямы и умоляюще посмотрел на Пастора. После первого вопроса задавать второй было страшно и, как казалось Мурене, бесперспективно. Все равно произойдет то, что должно произойти. Мурене сейчас хотелось только одного – жить. Догадка о том, что он сделал что-то, что шло вразрез с планами вора, пришла сразу. Сейчас оставалось лишь вымолить прощение любой ценой. Мурена был готов рассказать все, что угодно. Позади него зияла темнотой и пахла гнилью и нечистотами яма, перед ним человек, которого боялись и уважали все городские криминальные деятели. А он между тем и другим, весь в «косяках» и... без «понятий».

– Не нравишься ты мне, бродяга, – буркнул Пастор, взгромоздившись на капот «марковника» вместе с ногами. – Авторитетных людей не чтишь, не ведаешь, что творишь. Видно, отжил ты на этом свете...

– Пастор, гадом буду, если против твоей воли специально чего делал!.. – взмолился Мурена. – Сделаю все, что хочешь!

– Что же ты хозяина так быстро продал? – Пастор оскалился, от чего ситуация для Мурены стала выглядеть еще более ужасно. – Сука ты, а не товарищ. За хозяина подыхать нужно, в рожу врагу плевать, кровью захлебываться, а быть верным до конца. А ты что творишь? Сопли развесил. В соплях ли твоих дело, фраер? Если я тебя решу кончить, то твои слюни здесь не помогут. Зачем же брюхом землю шлифовать?

Мурена замолчал, но его левая нога дрожала в колене. Он как мог старался совладать с этой собачьей дрожью, но ничего не мог поделать. От унижения и обиды за свою немощь Мурена залился краской и опустил глаза.

– Пастор, он сейчас боты закусит или обоссытся... – тихо заметил Соха, стараясь не спугнуть царящую атмосферу.

– А ничего страшного. Пусть ссытся, – разрешил Пастор. – Он же не боялся хату судьи подламывать. Ему тогда мочиться нужно было. А он настолько туп, что даже бровью не повел, когда судейское барахло перетряхивал, а сейчас – трясется, как паралитик. Фраерок, ты слышишь? – Пастор повысил голос. – Я к тебе обращаюсь! При слове «фраерок» ты, сука, должен уже «хвостом» пыль поднимать. Потренируемся. Ну-ка, встать на четыре кости...

Мурена, в надежде, что ослышался, посмотрел на вора.

– На колени, сука!..

Подчиненный Тимура рухнул на четвереньки как подкошенный.

– Вот так и стой, пока я с тобой разговаривать буду. – При этих словах Соха вспомнил зону в Горном, словно и не освобождался... – Так, я продолжаю. Бояться меня тебе нужно меньше, чем судью, у которого ты сегодня шухарил. Я тебя просто грохну – и все. Это быстро и не больно. А вот судья тебя, паря, в зону определит. А с твоими понятиями по нынешней жизни тебе останется только место у параши на тюрьме да пидорской барак на зоне. И «харить» тебя будут все, кому не западло. А это пострашнее смерти.

Мурена понял, что теперь ему уже не стать тем, к чему он стремился. Теперь каждый будет знать, что он как последний петух стоял на карачках и вилял задницей. И это известие, как вода, проникнет всюду – и в колонию, случись там побывать, и на волю. Стоит только захотеть Пастору.

– Двум царям служить нельзя, знаю... – проговорил вор, рассматривая свои ладони. – Но ты не служивый, ты – «шестерка», а потому и уважения к тебе никакого. Я оставлю тебя жить, если скажешь, кто тебя направил в хату на улице Гоголя, что ты там искал и остальные подробности. Только быстро. Капот холодный, а стоять мне лень...