Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Отчего же не довезти? Довезу. — Сырцов убрал ноги в салон и, открыв дальнюю дверцу, предложил: — Садитесь, Светлана Дмитриевна.

Когда они выехали за ворота, слегка успокоившаяся Светлана спросила:

— Это свидание не было нужно ни мне, ни Ксении. Оно было нужно вашей шайке?

— Шайка, она же хевра, она же воровская компания… Я не хочу, чтобы моих лучших друзей так называли, Светлана Дмитриевна.

— Хромой — это Смирнов? — ни с того ни с сего поинтересовалась Светлана.

— Да, Смирнов — хромой, — согласно вспомнил Сырцов.

— Он у вас за главного?

— Он у нас за старшего.

— Что вы намерены делать?

— Постараться не допустить возможных преступлений.

— Возможность преступлений в какой-то степени связана со мной, Ксенией, Валентином?

— Это уж вам лучше знать, Светлана Дмитриевна.

Они проезжали Мытищи. Светлана, поискав, подобрала с пола сумочку и, увидев на обочине похожую на такси «Волгу», приказала:

— Останови здесь.

— Я тебя довезу до дома.

— Останови здесь! — завизжала она.

Предполагаемое такси они давно миновали, но это ее не удержало. Она ступила на пыльный песок обочины и, не закрывая дверцы, призналась:

— С каким удовольствием я бы тебя придушила!

— К сожалению, мне как-то не хочется доставлять тебе этого удовольствия.

Она хлопнула дверцей, а он, бесцеремонно пересекая осевую, развернулся и рванул назад. В зеркальце еще долго была видна черно-красная фигурка.

Обедали чинно, как положено у Смирновых-Болошевых. Со столовыми приборами в полном комплекте. С крахмальными салфетками, с супом из супницы мейсенского фарфора, с полным набором специй, с бутылкой красного вина к мясу, с культурными улыбчивыми разговорами ни о чем. Здесь даже богемно-хулиганистый Роман Казарян был приличен. Знающе орудовали нужными ножами и вилками, бесшумно ели суп, к вину относились как к необходимому ингредиенту обеда. Сырцов изрядно устал, соблюдая правила игры, которые знал еще не совсем твердо.

Лидия Сергеевна была и за хозяйку и за дворецкого. Она и беседу вела, и обслуживала всех: Смирнова, Спиридонова, Казаряна, Кузьминского, Сырцова, Ксению. Ксения несколько раз порывалась помочь ей, но Лидия Сергеевна останавливала ее мягкой улыбкой и твердой рукой, положенной на нервное девичье плечо.

Добили мороженое в фарфоровых же вазочках, и обед завершился, слава Богу. Первым встал из-за стола нетерпеливый в силу неудержимого армянского темперамента Роман Казарян.

— Спасибо, Лида. — Он все-таки поменял на миг личину воспитанного в традициях господина на личину московского жлоба: — Что называется, от пуза.

Лидия Сергеевна тотчас шлепнула его по вышеупомянутому пузу:

— На здоровье, Рома.

Поднялся и Смирнов, хитро посмотрел на всех, особенно на дам, и, задвигая высокий стул, сделал заявление:

— Теперь как положено у английских аристократов: мужчины удаляются в гостиную — у нас гостиной будет терраса — и предаются малым радостям жизни. Как-то: курению, поглощению спиртных напитков и неприличным беседам. Джентльмены, за мной.

— Нет! — звонко, борясь с собой, ненужно громко сказала Ксения и встала.

— Что — нет? — осторожно поинтересовался Смирнов, глядя ей в глаза.

— Мужской компании не будет, — не опуская глаз, ответила Ксения. — Я хочу присутствовать при вашем разговоре.

— Зачем, Ксюша? — неприкрыто жалея ее, спросил Дед.

— Александр Иванович, дорогой, родной, любимый! Я все понимаю, я понимаю, что вы хотите оградить меня от людской подлости, грязи и крови, что вы стараетесь сберечь, как вам кажется, чистую и наивную мою душу, что вы стремитесь сделать так, чтобы я никак не соотносилась с преступлениями уже свершенными и с преступлениями, которые могут свершиться. По первому же вашему требованию…

— Просьбе, — перебил Смирнов.

— По первой же вашей просьбе-требованию я поехала на свидание с мамой, встречи с которой я не желала больше всего на свете. И вот сегодняшняя бессмысленная и мучительная для меня операция. Вы ко мне замечательно относитесь, я даже имею нахальство полагать, что вы любите меня, но любите как неразумное дитя. Не надо держать меня в неведении, Александр Иванович, от этого мне только страшней и обидней. Я ощущаю себя тупой пешкой, которую двигают куда-то. Куда? Зачем? По какой причине? Я хочу знать, я хочу знать все.

— Ксюша права, Саша, — негромко и спокойно сказала Лидия Сергеевна.

— Подумай, что говоришь, — укорил ее — не Ксению — Дед.