Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Все, Володя. Происхождение, родственные связи, просто связи, места прежней работы, ухажеры, подруги…

— Такого, Жора, в РЭУ не знают.

— Не скажи. Сооружение это на крыше под пристальным вниманием всей округи. А уж дамочек из РЭУ — наверняка.

— Другая закавыка. Этот пентхауз у нас под присмотром в связи с убийством…

— Марии Елагиной, — грустно добавил Сырцов.

— Откуда тебе это известно? — обеспокоился из-за утечки сведений Демидов.

— Знаком с ней был, Вова.

— Так тебя надо в свидетели!

— Леонид уже пытался меня притянуть.

— Вот ведь паразит! А группе — ни слова!

— У него против меня ничего нет..

— Но все-таки брал тебя за бока! Существенного, понятно, нет. А что-то беспокоит. Он — суперсыскарь, Жора. С замечательной интуицией.

— Значит, не будешь мне помогать, — резко сократил разговор Сырцов.

— Зачем тебе эта Элеонора?

— Насиловать буду! — взъярился Сырцов.

— Не ори, — строго сказал Демидов. — Дело-то действительно мутное. А тут еще ты со своей идиотской просьбой. Честно, как на духу, Жора: твои эксперименты с Элеонорой не повредят нашему расследованию?

— А мне откуда знать? — Сырцов еще только остывал. Не остыл.

— Теперь еще. Если зацепишь нечто любопытное, дашь мне кончик?

— Обещаю.

— И я тебе обещаю. Завтра утром позвони, я к десяти буду знать, что тебе надо. Договорились?

— Договорились. — Сырцов остыл окончательно и философски взгрустнул: — Любопытные перемены с нами происходят, любопытные! Рассчитать, просчитать, предложить, извлечь выгоду. А ведь мы с тобой друзья. Мы — друзья, Вова?

— Друзья.

— Так что же мы как на рынке?

— Сейчас нам с тобой по-другому нельзя.

— Это почему же?

— Маленький нюанс: я служу, как могу, правосудию, а ты — клиенту.

По-настоящему воткнул ему Демидов, истинно воткнул. Неважно, прав он или не прав в данном конкретном случае. Он вообще прав. Сырцов отвернулся, посмотрел на громадный желтый дом и сказал смиренно:

— Наверное, ты прав, — и встал. — Но все-таки я позвоню тебе завтра в десять.

Кончался рабочий день. И по времени (восемнадцать двадцать три было на его часах), и по физическому состоянию (раздрызган, раздерган, размазан как мокрая половая тряпка), и головка уже вовсе не варила. Домой, под душ, на тахту.

И вспомнил тахту. Такую, какую увидит, придя домой. Разбросанные в судорогах совокупления простынки, скомканные подушки, раскиданные по полу вокруг майка, трусы, носки. Сырцов аж вслух застонал от отвращения.

А потом птичку-колибри вспомнил. И аккуратную такую — прямо-таки изящная геометрическая фигура — дырку с лучиками в стекле окна. Подсознательно дырка эта и не забывалась вовсе, жила в нем постоянно тревожным звонком поджидающей всюду смертельной опасности.

С появлением этой аккуратной дырочки бытовое его существование осложнилось до невозможности. Ни войти в дом по-человечески, ни выйти.

Сырцов оставил «девятку» у Садового кольца и к дому пробрался не многим известным путем: через подъезд серо-синего дома на Садовой, а далее закрытым двориком, из которого был уже никому не известный выход к его подъезду — подвал, ремонтировавшийся беспечными предпринимателями. Для успокоения Сырцов помочился в подвале на свежештукатуренную стенку и одним броском достиг многолистного и толстого вяза, от которого до дверей было метров пять. Не успеют, если что, не должны успеть!

Меж дверей, подождав недолго, быстро набрал код и, ворвавшись в вестибюль, кинул себя на пол, попутно выдернув из-под мышки родимый «байард». Пол был прохладен, а вестибюль пуст.

Последняя возможная засада — в его квартире. Уходя вчера вечером, он просто захлопнул дверь, так что держал ее сейчас лишь английский замок. Стоя далеко сбоку, Сырцов, медленно повернув ключ, ударом ноги распахнул дверь и сжался в комок в бетонном уголке.

Потом, посвистывая, ходил по пустой квартире, гасил свет (он вчера его нарочно оставил), ликвидировал всяческое безобразие и скромно ликовал: хотя бы сегодня неприятностей не будет.

И ликовал зря, и насчет неприятностей ошибался. Бурно ожил телефон. Поколебавшись, снял трубку. Если Светлана, пошлет подальше.

— У вас что, любовница в Звенигороде живет? — недовольно спросила студентка Люба.

— Почему в Звенигороде? — задал тупой вопрос вышибленный из седла Сырцов.

— Вчера весь вечер и всю ночь звонила, сегодня с утра беспрерывно наяриваю, а вы, несносный ловелас, на лоне природы, как сомовский Маркиз, в любовные игры играете.