Сергей Донской - Дикий фраер

Идя сюда, она в глубине души надеялась, что это просто розыгрыш, страшный розыгрыш, нужный Мамонтову для того, чтобы как следует напугать ее, шокировать, подчинить своей воле. Кто-то вопит в темноте, дурачится, а она верит, трясется от страха, уши затыкает, с тошнотой борется. Смешно? Ей – нет. А для пьяного Мамонтова, может быть, веселее забавы не бывает.

Элька заставляла себя думать так до самого последнего момента. И он наступил, этот момент. Она устояла на ногах лишь потому, что кто-то придержал ее за плечи.

То, что с первого взгляда показалось ей тряпичным пугалом на шесте, оказалось живым человеком. Пока еще живым человеком. Весь скрючившийся, почему-то неправдоподобно маленький, с заведенными за спину руками, он пытался что-то негодующе кричать, но нижняя половина его лица была обмотана лентой и несколькими слоями скотча.

Элька узнала Романа не по глазам – заглянуть в них было выше ее сил. Она увидела прическу со знакомым пробором в темных волосах, и этого оказалось вполне достаточно. С лихвой. С таким избытком, что теперь ее удерживали в вертикальном положении уже две пары рук.

Как только она догадалась зажмурить глаза, крепко-накрепко, как в детстве, когда в ночи оживали тени на стенах и одежда на стульях, в ее голове зазвучал внутренний голос, размеренный, тихий, монотонный.

«Тебе снова повезло, – нашептывал он. – Твое счастье, что Роман умирает и уже не может никому ничего рассказать. Теперь про миллионы знает одним человеком меньше. Да ты просто в рубашке родилась, милая. – Голос крепчал, приобретал тембр и надзидательные интонации. – В длинной белой рубашке до пят. Смысл жизни заключается в том, чтобы подольше отсрочивать тот миг, когда она обернется для тебя саваном!..»

Раньше Элька никогда не задумывалась о том, кому принадлежит внутренний голос. Теперь она поняла. Это был голос той старухи, в которую она превратится однажды.

Она отключила его, заставила умолкнуть, и тогда услышала голос Мамонтова, доносящийся до нее из невероятного далека:

– Накормили красавца? Не жаловался на отсутствие аппетита?

В ответ прозвучало многоголосое молодое ржание, перемежаемое веселыми репликами:

– Лопал за обе щеки, Александр Викторович!

– Еле за уши оттащили!

– Он бы сейчас от добавки не отказался, бля буду!

– Слыхала? – Мамонтов повернулся к Эльке, но, заметив, что ее веки плотно сомкнуты, впился пальцами в ее скулы и рявкнул: – Смотреть! Вот что тебя ожидает, козочка, если ты вздумала со мной шутить!

– Н-н-н!!! – отчаянно замычал Роман, как будто хотел предостеречь Эльку: не вздумай настраивать против себя этого страшного человека!

Она невольно сделала то, чего делать было никак нельзя: встретилась с его молящим взглядом. Это было как стоять на краешке бездны и всматриваться в нее до головокружения.

– Убейте его, – произнесли ее непослушные губы. – Скорее убейте.

– А? – поразился Мамонтов. – Убить? За кого ты нас принимаешь? Что за кровожадность такая?

– Г-гы-ы!!! – Реакция парней на его реплику оказалась абсолютно идентичной.

В это мгновение обе босые ноги умирающего соскользнули с неровно обтесанной древесины, и Элька явственно увидела, как его одинокая сгорбившаяся фигурка осела вниз. Живыми на белом лице Романа оставались только две струйки крови, бегущие из ноздрей.

Эльке показалось, что вместе с ним умерла и она тоже. Еще не вся, кое-что от нее осталось, и это что-то через минуту забилось в такой бурной истерике, что удерживать ее пришлось сразу четверым парням.

Элька во весь дух убегала вдоль полосы тумана, и догнать ее было очень трудно, но совершенно необходимо, потому что уж очень она была желанной и игривой. Увязая в каком-то липком месиве, Петр продирался следом. Довольно скоро пришло тоскливое понимание, что эта девушка недостижима, как мечта, но он продолжал изо всех сил ломиться дальше, то ли выкрикивая, то ли рыдая:

– Элька! Элечка!

– Что – Элька? Я тут.

Петр открыл глаза и не поверил тому, что они видели перед собой:

– Ты? Откуда?

Он лежал на жесткой скамье и смотрел на Эльку, как на ангела, невесть откуда взявшегося в подвале. Если бы не яркое освещение, он принял бы ее за видение, но улыбка его не стала бы от этого более блаженной.

– Ну уж не с того света, – грубовато ответила Элька. – Нам туда рановато.

– Нам?

Элька была пасмурной, подавленной и до предела сосредоточенной на какой-то единственной мысли, не дающей ей покоя. В своем пушистом свитере и простеньких джинсах она должна была выглядеть уютной и близкой, но почему-то казалась невероятно холодной и далекой.