Сергей Донской - Дикий фраер

– Больше ничего не желает? – игриво прожурчало в телефонной трубке.

– Нет, – чистосердечно ответила Элька. – Теперь ему не до девочек.

– Задали мужчинке жару?… Ху-ху-ху… Еще бы, две такие темпераментные барышни…

– Ага, – согласилась Элька. – Он нас не скоро забудет.

– Есть желание поработать еще?

– Прямо изнываю от такого желания. Заранее таю.

– Да? – изумилась диспетчерша, лишенная не только глаза, но и чувства юмора. – Тогда диктую следующий адрес…

Это было настоящее везение, просто невероятная удача. Очередной заказчик жаждал любви и ласки прямо сейчас и до шести часов утра, наверное, чтобы потом успеть выспаться в одиночестве. Элька тут же вызвалась в бой, не собираясь уступать очередь Анжеле. Теперь ей было где провести ночь, вместо того, чтобы шляться по вокзалу, привлекая к себе ненужное внимание. Да и гонорар, которым Элька уже ни с кем не собиралась делиться, был совсем нелишним.

– Готова? – спросила она у Анжелы.

– Как пионерка.

– Тогда вперед. Глаза от людей не прячь, сама от них не шарахайся. Внушай себе, что все хорошо, все нормально.

– Нормально? – усомнилась Анжела.

– Конечно. При голове на плечах? При матке целой? При бабках? Какого хрена еще от жизни надо!

Подталкивая напарницу к двери, Элька нисколько не сомневалась в том, что перечислила все главные запросы стандартной проститутки. Но, как бы она ни врала себе и другим, этого было мало, ничтожно мало.

Если бы не Антошка, терпеливо дожидающийся Эльку во мраке, сгустившемся вокруг него, она вряд ли сумела бы заставить себя прожить хотя бы еще один день этой паскудной блядской жизни.

Занималось утро того самого дня, когда коммерсант Костя Филиппок еще в глаза не видел чемоданчика, начиненного долларами, и понятия не имел, какой одуряющий запах может издавать такая куча денег. Он еще напевал и перешучивался со своим зеркальным отражением, намыленным для самого тщательного в его жизни бритья.

Девушка по вызову с несерьезным именем Элька пересчитывала украденные у бандита деньги и взвешивала на ладони его золотые побрякушки, пытаясь определить их стоимость. Потом добыча отправилась в тайник за подкладкой сумочки, и все равно самой ценной вещью для Эльки оставался хранившийся там портрет еще совсем маленького Антошки. Новых фотографий повзрослевшего сынишки она не делала, чтобы не вспоминать лишний раз о его обезображенной мордашке и слепоте. Чмокнув снимок, Элька принялась нервно красить правый глаз, собираясь на вокзал со своим нехитрым скарбом. Из радиоприемника звучала бодрящая, как старое выдержанное вино, песня «Бони-М» про билет в один конец.

Пока Костя и Элька готовились таким образом к важным переменам в своей жизни, в Курганске цвел (здоровым румянцем) и пах (ядреным молодым потом) еще один герой этой истории, переводящий дух под новехонькой штангой. Когда он не напрягался, лицо его сияло доверчивой открытостью форточки, в которую еще не забирался домушник. Душа его тоже была нараспашку, а потому натура представлялась простой и незатейливой, как грабли, пока на них не наступят.

Звали парня Петром, и был он светловолос или белобрыс – это в зависимости от точки зрения наблюдателя. Зато ширина его плеч не допускала двух разных мнений – они были такими же внушительными, как у скульптурного атлета, и на ощупь казались не менее твердокаменными. Хоть сейчас на постамент в парк культуры и отдыха. Только вместо фигового листка лучше бы прикрепить лопушок средних размеров, чтобы не смущать понапрасну гуляющих.

Плечистый Петр неподвижно полежал на холодном полу, считая до шестидесяти, а потом опять принялся методично отжимать штангу, поскольку стремился поддерживать форму и наращивать мышечную массу. Ведь не за красивые глаза шеф держал его и охранником офиса, и личным телохранителем, ну, и денщиком по совместительству, хотя Петр предпочел бы называться, скажем, адъютантом, если бы знал это звучное словцо.

Для деревенского парня, с горем пополам закончившего ПТУ и считавшего своим величайшим достижением в жизни армейское звание гвардии сержанта, охрана сухонького тела немолодого коммерсанта по фамилии Лехман представлялась работой, о которой можно только мечтать. «Не бей лежачего», – вот как высказывался по этому поводу Петин батя, не скрывая своего презрения к столь несерьезному занятию. Но ничего лучшего он сыну предложить не мог, а потому с поучениями не лез, угрюмо отмалчивался.