Сергей Донской - Дикий фраер

Главное внимание он уделил темноволосому парню. Надо полагать, это и был Роман, герой-любовник с членом на изготовку. Переполненный дурной спермой паскудник, осмелившийся изгадить семейную идиллию Мамонтова, разрушить ее, превратить в постыдную порнографию.

Это его кровавая юшка оросила лестницу и коридор, но она уже запеклась у него под носом, и вообще в жилах этого подонка бежало слишком мало крови, чтобы отквитаться за Дашину жизнь, даже если отмеривать ее каплю за каплей.

Глаза парня забегали. Лицо его сделалось мертвенно-бледным. Парень сидел на корточках с задранной вверх рукой, и Мамонтов с удовольствием отметил, что от запястья до кончиков пальцев она тоже приняла трупный оттенок, только гораздо более темный, чем смазливая физиономия. Коварные милицейские наручники смыкались все туже при каждом резком движении, и пленник, убедившись в этом на собственном опыте, теперь боялся даже пошевелить прихваченной браслетом конечностью.

– Больно? – поинтересовался Мамонтов, когда дыхание постепенно наладилось, а непрерывное сипение перешло в редкие присвисты.

– Да! – жалобно признался красавчик Роман и, наглядно иллюстрируя свои страдания, выдул из ноздри розовый пузырь.

– Ерунда. Скоро ты будешь вспоминать эти минуты с нежностью, – пообещал Мамонтов, завершив фразу зловещим: – Ха! Ха!

– Что вы сказали? Я плохо слышу. У меня барабанная перепонка повреждена. Правая.

– Это еще что. Цветочки! – Мамонтов широко осклабился. – Вот ягодки тебя ждут, это да! И на том свете будешь вспоминать мои ягодки.

– За что?! – трагически выкрикнул красавчик, к которому моментально вернулся слух. – Что я вам сделал такого? – Он чуть не плакал и ерзал на корточках, как будто мостился тут же справить большую нужду. Совсем потерял голову от страха.

– Девушку из джипа помнишь? – скучно спросил Мамонтов.

– В белой шубе? Еще помада у нее такая… ярко-красная, да?

Мамонтов представил себе, какого цвета Дашины губы теперь, когда она сидит в полузатонувшем джипе, уже исследуемом всякой подводной нечистью, и не стал вдаваться в подробности. Вместо этого просто уточнил:

– Значит, помнишь такую?

– Я ее даже пальцем не тронул! – затараторил было Роман, но Мамонтов оборвал его на полуслове новым вопросом:

– А чем ты ее тронул? Отвечай! Смелее, – подбодрил он. – Здесь все свои.

– Ничем! – завопил смазливый ублюдок. – Ничем я ее не трогал! Матерью клянусь! Мамой своей! Мамочкой родненькой!

– Неужели?

– Да ей-богу! Вот и Петя может подтвердить, он рядом был. Скажи ему, Петя!

Высокий белобрысый парень с синими глазами, на котором скрестились взгляды всех присутствующих, отозвался на этот жалобный призыв презрительным плевком себе под ноги. Он единственный из всей троицы стоял во весь рост, облокотившись на чугунную трубу с таким независимым видом, словно не был прикован к ней наручниками. Даже изрядно избитый, помятый и растрепанный, он не производил впечатления сломленного человека.

– Выкладывай, Петя, – нетерпеливо предложил Мамонтов, подавшись вперед на своей скамейке. – Голова у тебя большая, светлая. Поделись со мной мыслями, которые там бродят.

– Петр я, а не Петя, – строптиво уточнил белобрысый.

– Пусть Петр, мне без разницы, – милостиво кивнул Мамонтов. – Так что все-таки случилось на дороге, Петр? Что произошло между той девушкой в белой шубе и твоим другом?

– Не друг он мне! Пусть себе таких друзей эти… гомеопаты разные заводят!

Неожиданно Черныш, который до сих пор не вмешивался в допрос, сорвался с места и, подскочив к упрямцу, схватил его за уши, чтобы с силой ударить затылком о стену.

Мамонтов подумал, что начальник охраны, несмотря на высокий оклад, должно быть, все же очень скучает по своей прежней государственной службе, где мог колотить чужими головами о стены хоть целый рабочий день без перерыва на обед.

– Отвечать на вопросы! Смотреть в глаза! – шипел он, разбрызгивая слюну во все стороны.

Реакция Петра оказалась несколько замедленной. Для начала он еще разок обстоятельно сплюнул себе под ноги – теперь уже кровью. Затем, по-прежнему не спеша, положил свободную руку на плечи Черныша. Впечатление дружеского объятия продлилось очень недолго. С силой рванув обидчика на себя, Петр одновременно придал своей белобрысой голове бодливый наклон, после чего произошло звучное столкновение двух крепких мужских лбов. В результате пленник остался стоять на ногах, а Черныш, как только сближение завершилось, плюхнулся на задницу и оторопело оглянулся на Мамонтова, как бы прося у него защиты. Тот отвел взгляд, предоставляя подчиненному защищать свою честь и достоинство самостоятельно.