Фред Варгас - Мертвые, вставайте!

Марк обернулся к Матиасу, сидевшему на земле между Легенеком и другим инспектором. И еще он увидел Люсьена, который встал позади охотника-собирателя, совсем вплотную, будто хотел дать ему крепкую опору, Люсьен с его разодранным в лоскуты галстуком, его испачканной о край колодца рубашкой, его детской физиономией, разинутым ртом и нахмуренными бровями. Тесно сбившаяся группа из четырех молчащих мужчин, четко выделявшаяся в темноте при свете фонаря Легенека. Матиас казался оцепеневшим, но Матиас слушал. Он должен был говорить.

– Все в порядке? – спросил Марк.

– В порядке, – сказал Легенек. – Он начинает шевелить ступнями в сандалиях.

– Тогда да, тогда порядок. Матиас, этим утром ты ходил к ней домой?

– Да, – сказал Матиас.

– Ты с ней говорил? – сказал Марк.

– Да, я почувствовал тепло, на улице, когда мы отводили домой пьяного Люсьена. Я был голый, но мне не было холодно, я чувствовал тепло поясницей. Позже я вспомнил об этом. Мотор машины… Я уловил тепло мотора ее машины, у ее дома. Я понял это, когда Гослена обвинили, и подумал, что он брал машину сестры в ночь убийства.

– Тогда тебе и пришел конец. Теперь, когда Гослен оказался не при чем, тебе рано или поздно пришлось бы найти своему «теплу» другое объяснение. А другое могло быть только одно… Когда я вечером возвратился в лачугу, я знал о ней все, я знал причины, я знал все.

Марк разбрасывал вокруг себя вырванные травинки. Он опустошал свой клочок земли.

– Кристоф Домпьер написал «копия»… Жорж напал на Софию в ее уборной, и кому-то это было выгодно… Кому? Дублерше, конечно же, «копии», которой предстояло заменить ее на сцене… Я вспомнил… уроки музыки… это была она, она – дублерша, в течение многих лет… под именем Натали Домеско. Только ее брат об этом знал, а родители думали, что она работает помощницей по хозяйству… она с ними поссорилась, может быть, порвала… Я вспомнил… Матиас, да, Матиас, которому не было холодно в ночь убийства Домпьера, Матиас, который стоял перед решеткой ее сада, рядом с ее машиной… я вспомнил… полицейские, закапывающие траншею… мы наблюдали за ними из моего окна, и земля доходила им только до середины бедер… значит, они рыли не глубже, чем мы… после них рыл кто-то другой, глубже, до самого слоя черной и жирной земли… теперь… теперь да, я знал достаточно, чтобы восстановить всю ее историю, как Ахав – историю своего кита-убийцы… и как он, я знал ее путь… и где она собиралась пройти… Жюльет оглядела стоявших вокруг нее полукругом мужчин. Она запрокинула голову назад и плюнула в Марка. Марк опустил голову. Милая Жюльет с гладкими белыми плечами, с радушным телом и улыбкой. Белое, мягкое, округлое тело в темноте, тяжелое, плюющееся тело. Жюльет, которую он целовал в лоб, Белый Кит, кит-убийца.

Жюльет плюнула и в двух полицейских, стоявших по бокам от нее, а потом стало слышно только ее сильное, свистящее дыхание. Потом – короткий смешок и снова дыхание. Марк представлял себе пристальный взгляд, уставившийся прямо на него. Он подумал о «Бочке». Им было хорошо в этой бочке… дым, пиво за стойкой, звяканье чашек. Рагу. София, певшая для них одних в первый вечер.

Рвать траву. Слева от него образовалась уже маленькая кучка.

– Она посадила бук, – продолжал он. – Она знала, что дерево встревожит Софию, что она будет о нем говорить… Да и кто бы не встревожился? Она отправила открытку от «Стелиоса», перехватила Софию в среду вечером по дороге на вокзал и под каким-то предлогом привезла в эту проклятую дерьмовую бочку… Мне на это плевать, я не хочу знать, не хочу ее слышать! Наверное, сказала, что у нее есть новости о Стелиосе… Она ее привезла, убила в подвале, связала, как кусок мяса, ночью перевезла в Нормандию, а там, я уверен, засунула в старый ледник в погребе…

Матиас крепко стиснул руки. Боже милостивый, как он желал эту женщину, оставаясь с ней в «Бочке» с наступлением темноты, когда уходил последний посетитель, и даже сегодня утром, когда касался ее невзначай, помогая наводить порядок. Сколько раз он хотел заняться с ней любовью. В подвале, на кухне, на улице. Сорвать слишком тесную одежду официанта. Теперь он пытался понять, что за смутные опасения постоянно заставляли его отступать. Он пытался понять, почему Жюльет всегда казалась бесчувственной к мужчинам.

Хриплый голос заставил его вздрогнуть.

– Пусть она замолчит! – крикнул Марк, не отводя глаз от травы.

Потом он перевел дыхание. Под левой рукой оставалось уже немного травы. Он сменил позу. Чтобы складывать другую кучку.