Фред Варгас: Мертвые, вставайте!

– А теперь он исчез.

– Он оставил свою сумку. Это неплохой знак.

Затем специалист по Первой мировой появился вновь, неся на плече ящик с дровами. Марк и не думал, что он такой силач. По крайней мере это могло пригодиться.

Вот почему, после того как они наскоро перекусили, разложив еду на коленях, трое историков в дерьме сгрудились у ярко горящего очага. Камин был внушительных размеров и покрыт сажей. «Огонь, – объявил с улыбкой Люсьен Девернуа, – общая для нас точка отсчета. Скромная, но общая. Или, если угодно, точка падения. Не считая дерьма, на сегодня это единственное, что нас объединяет. Никогда не следует пренебрегать коалициями».

Люсьен торжественно взмахнул рукой. Марк и Матиас смотрели на него, не пытаясь понять, протянув ладони к пламени.

– Все просто, – продолжал Люсьен, возвышая голос. – Для могучего историка первобытного периода этого дома, Матиаса Деламара, огонь означает… кучки косматых людей, зябко жмущихся у входа в пещеру к спасительному пламени костра, отгоняющему диких зверей, словом – «Войну за огонь».

– «Война за огонь», – перебил Матиас, – нагромождение нелепиц…

– Неважно! – продолжал Люсьен. – Забудь свои познания о первобытных пещерах, на которые мне глубоко наплевать, и предоставь почетное место доисторическому огню. Продолжим. Перехожу к Марку Вандузлеру, который тщится пересчитать в «очагах», то бишь в дворах, средневековое население… У них, медиевистов, с этим большие трудности. Они все время путаются… Проехали. Поднимаясь выше по шкале времени, мы добираемся наконец и до меня – до меня и до огня Первой мировой. «Война за огонь» и «Огонь войны» [1]. Ну разве не трогательно?

Люсьен засмеялся, громко фыркнул и ногой подбросил в очаг здоровенное полено. По лицам Марка и Матиаса блуждала неясная улыбка. Придется приспосабливаться к этому типу, невозможному и необходимому, чтобы вносить третью часть платы за дом.

– Итак, – заключил Марк, вертя в воздухе своими перстнями, – когда наши глубокие разногласия станут слишком болезненными, а хронологические расхождения – непримиримыми, нам останется лишь развести в очаге огонь. Верно?

– Это может помочь, – согласился Люсьен.

– Мудрая программа, – добавил Матиас.

И они на время оставили Время в покое, и они согрелись. По правде говоря, больше всего и в этот вечер, и в будущие вечера их заботило промозглое время года. Поднялся ветер, и тяжелые струи дождя просачивались в дом. Трое мужчин понемногу оценивали размах предстоящих ремонтных работ и необходимых усилий. Комнаты пока пустовали, и стульями служили ящики. Завтра каждый принесет свои пожитки. Придется штукатурить, чинить электропроводку, менять трубы и прогнившие доски. А Марк притащит своего старого крестного. Он все объяснит им позже. Что это за тип? Просто его старый крестный. И заодно его дядя. Чем занимается дядя-крестный? Уже ничем, он на пенсии. На пенсии после чего? Ну, на пенсии после работы, так-то вот. Какой работы? Люсьен решительно несносен со своими расспросами. Работы на государство. Он все объяснит позднее.

Деревце чуть-чуть подросло.

Уже целый месяц София каждый день стояла перед окном третьего этажа и наблюдала за новыми соседями. Они ее интересовали. Что тут такого? Трое довольно молодых типов, без женщин и детей. Просто три типа. Она сразу узнала того, что прижимался лбом к ржавой решетке и сказал ей, что деревце – это бук. Она обрадовалась, обнаружив его там. Он привел с собой двух других, очень непохожих типов. Высокого блондина в сандалиях и непоседу в сером костюме. Она уже неплохо их знала. София спрашивала себя, прилично ли вот так за ними подсматривать. Прилично или нет, но ее это развлекало, ободряло и наводило на кое-какие мысли. Так что она не бросала своего занятия. В течение всего апреля месяца они непрерывно суетились. Носили доски, ведра, возили мешки на тележках и ящики на таких штуковинах. Как же называются железные штуковины на двух колесах? Как-то они называются. Ах да, тачки. Ящики перевозили на тачках. Ясно. Значит, у них ремонт. Они без конца ходили туда-сюда через сад, и так София, оставляя приоткрытым окно, смогла узнать их имена. Худой в черном – Марк. Медлительный блондин – Матиас. А в галстуке – Люсьен. Он даже дырки в стенах сверлил при галстуке. София поднесла руку к своему шейному платку. Что ж, у каждого свои причуды.

Через боковое оконце в чулане на третьем этаже София могла видеть и то, что творилось внутри лачуги. На починенных окнах занавесок не было и, как она думала, никогда и не будет. Каждый, похоже, занял по этажу. Одна беда: блондин на своем этаже работал полуголым или почти голым, а то и совсем голым, как когда. Насколько она могла судить, его это ничуть не стесняло. Досадно. Смотреть на блондина было очень приятно, нечего и говорить. Но это, по правде говоря, не давало Софии права устраиваться в чулане. Помимо ремонта, которым они упорно занимались, хотя порой, похоже, были сыты им по горло, в лачуге еще много читали и писали. Полки заполнились книгами. София, рожденная на дельфских камнях и вышедшая в люди благодаря одному своему голосу, восхищалась всяким, кто читал за столом при свете.настольной лампы.