Георгий Ланской - Козырная пешка

Атмосфера, надо сказать, себя оправдывала. Женька, нервно ерзавшая в кресле прямо перед сценой, с ужасом ждала, что сейчас ее лучшую подругу закидают тухлыми помидорами. Актеры играли из рук вон плохо. Даже Шалаев, игравший Гамлета уже почти тридцать лет, поставивший этот спектакль (а временами имевший наглость заявлять и о своем авторстве на это произведение) забывал текст и дважды, не слыша подсказок суфлера, нес полную околесицу. Органично на сцене выглядели только Алиса, и, что удивительно, ее мать, совершенно одеревеневшая от страха, отчего королева в ее исполнении получилась чопорной и по-настоящему английской. После первого акта из зрительного зала послышались жидкие хлопки. Алисе было все равно. Ее даже забавляла беспомощность режиссера и других актеров. Может быть, именно поэтому во втором отделении она и решилась на невероятный финт, в корне переломивший ход спектакля.

Зал и без того следил за тоненькой и хрупкой Офелией, которая с дрожью в голосе объяснялась в любви к потасканному Гамлету. Однако Алиса этого не ведала. Исполняя сцену безумия, она выскочила к публике в белом пеньюаре и букетом хризантем, оставив занюханный веник из искусственных цветов за кулисами. Шалаев явно не ожидал, что Офелия, подбежав к краю сцены, вместо унылого хождения по ней изберет другой путь.

– Ты куда поперлась? – прошипел Гамлет из-за кулисы, но Алиса не слышала его и медленно спускалась в зал, переступая босыми ногами по бархатной дорожке. Зал как завороженный смотрел как юная актриса, не переставая говорить свой безумный монолог, идет вглубь, обрывая лепестки цветов и разбрасывая их.

– Вот розмарин, – неживым голосом произнесла Алиса, высыпав на колени тучной дамы в пошлом вечернем платье горстку лепестков, – это для воспоминания. А вот троицин цвет, это для дум…

Дама заглянула в широко раскрытые пустые глаза Офелии и поежилась, а Алиса повернулась в другую сторону, где с насторожившимися охранниками сидел губернатор.

– Вот маргаритки, – кротким и каким-то потусторонним голосом объявила Алиса и протянула губернатору оторванные от стеблей цветы. Охранник настороженно пошевелил ушами, нервно дернулся и протянул руку, но Алиса высыпала цветы на пол. – Я бы подарила вам фиалок, но все они увяли, когда умер мой отец… Говорят, он умер хорошо…

Алиса замолчала и, пошатываясь, побрела прочь. Дойдя до середины зала, Алиса повернула назад, чувствуя, что ее время на исходе и монолог вот-вот закончится. Тишина, воцарившаяся в зале, была оглушительной. Шалаев нервно скрипел зубами за кулисами. Поднимаясь по ступенькам на сцену, Алиса наступила ногой на пеньюар и рухнула. Зал дружно охнул. Алиса поднялась и со странным лицом и совершенно пустым взглядом произнесла последнюю фразу.

Ей удалось уйти за кулисы не хромая, хотя ушибленная нога жутко болела. В третьем действии Алиса была уже не нужна. Она наблюдала из-за кулисы, как дело медленно, но верно катится по накатанным рельсам. Правда, Шалаев, сбитый с толку выходкой Алисы, в своем монологе назвал Йорика Юриком, но этого почти никто не заметил. Только Женька нервно хихикнула, да раскатисто рассмеялся импозантный мужчина, сидевший рядом с губернатором. Мать, отравившись напитком для Гамлета, слегка переигрывала в своих корчах, но в целом не сказать, что действия было отвратным. Гамлет вяло рубился с Лаэртом на дуэли. Алиса почувствовала жгучее желание выйти и помочь им порубить друг друга в мелкую капусту, однако Шалаев, уязвленный тем, что какая-то пигалица вызвала такой ажиотаж, затягивал сцену. Умирал раненый отравленным клинком Шалаев столь неестественно, что желание добить его в милосердных целях появилось не только у Алисы.

– Ну, мать, ты сильна! – восторгалась восхищенная Женька, помогая Алисе облачиться в ее увенчанный бисером наряд. – Это же надо было так сыграть… Я прямо прослезилась, когда ты руки на себя наложила. А уж когда ты в зале губернатору в морду стала цветы швырять, я вообще офигела.

– Я губернатору в лицо цветы швыряла? – удивилась Алиса.

– Ну, ему в морду ты не попала, все принял на себя тут мужик, что вручил тебе этого монстра, – Женька кивнула на огромный букет роз, – но впечатление ты произвела колоссальное. Да и маменька твоя была совсем не плоха.

Алиса улыбнулась. Она совершенно не помнила, как выходила на поклон, как звучали аплодисменты, как ей вручали цветы. Шалаеву, кстати, в этот раз досталось всего три чахлых гвоздички. Алиса же уволокла за кулисы охапку роз. Даже ее маме перепало больше славы, чем заслуженному артисту Шалаеву.