Сергей Волошин - Бойцовые псы

Такую попробуй удержи… Но он сможет. Он ведь не только шоу-продюсер. Он умеет кое-что ещё, чего не умеют эти мокрогубые мальчики, бывшие комсомольские чинуши, для которых он чужак. У них все схвачено и расставлено, они держат Бога за бороду. Он для них не конкурент, видали и не таких. Только вот им бы задуматься над загадкой, почему к нему так липнут бабы. Им бы насторожиться, им бы понять, что это неспроста. Что бабы нюхом чуют его внутреннюю силу, которую им, шибздикам, не постичь.

Почему он, некогда администратор Москонцерта, погоревший на левых деньгах с левых гастролей, уцелел-таки в борьбе за место под солнцем в нынешнем шоу-бизнесе, причем уцелел, действуя фактически в одиночку — без протекций и связей, давно оборванных, ибо, когда он оттуда вернулся, прежних, кого он знал и кто знал его, уже не было. Пришли эти мальчики в модных пиджачках, со следами от отвинченных комсомольских значков на лацканах, со своими одноклассницами, которые потом все, как одна, перебывали в его постели, — так он им мстил за их насмешки и самонадеянность…

И вот теперь он, Александр Седов, сорока трёх лет от роду, начинает новый этап своего возвышения. Он до сих пор не может, как бы ни старался, наверстать упущенное за те лучшие годы, проведенные в лагере. Женщины, даже лучшие из лучших, не сумели избавить его от этого ощущения безвозвратности упущенного.

И вот совсем недавно он понял, чего ему не хватает: чтобы эти мальчики боялись его. Смотрели ему в рот. Ему нужна власть над ними. Власть вообще. Не власть денег, а скорее власть булата. «„Все куплю“, — сказало злато. „Все возьму“, — сказал булат». Пушкин был прав. За булатом — последнее слово.

Вот только от Ирины он не может отказаться во имя этой цели. Хотя и понимает, что она может только помешать. И от этого никуда он не денется. Так и будет тащить на себе груз своей привязанности к этой девице, от которой не сможет уже избавиться, равно как и от своих лагерных комплексов.

— Ты о чём молчишь? — спросила она.

— Не отвлекай.

— Обо мне? — Она положила голову на его плечо.

— О ком ещё…

— Ну, может, о Нонке…

Его теперь заботило другое. Почему он ничего не слышал о Хлестове? Он запретил Лехе звонить, полагая, что узнает и так… А как он узнает, с другой стороны? Звонить по знакомым и расспрашивать: не слыхали, Хлестова Игорька ещё не замочили?

Многие были бы рады, если бы так и случилось, потому как Игорёк всех уже достал. И в многоходовой комбинации, которую он, Альча, задумал, его убийство был лишь первым ходом… Неужели Лёха подвел?

Они свернули на бульварное кольцо. До Дома журналистов оставалось совсем немного. Рукой подать. А вот времени не оставалось совсем.

— Почему ты мне не позволяешь называть тебя Альчей? — спросила она. — Мне это так нравится. Так необычно… Другим можно, а мне нельзя?

Ну вот, замурлыкала. Так у нее всегда бывает в предвкушении праздника, который всегда с ней и который она ни с кем не разделяет. Он существует только для нее одной. Этот праздник — отвисшие челюсти мужчин и завистливые взгляды женщин… «Чего больше, не понимаю? — подумал он с раздражением. — Чего еще надо?»

Он не золотая рыбка, в конце концов, чтобы непрерывно ублажать, исполнять все ее желания, растущие в геометрической прогрессии. Ну ладно — Париж! Поблистала, и надоело. Так же, как Гавайи… Вот уж где она его вытрясла! Вернулись в Москву без копейки в кармане.

Зато будет что вспомнить, сказала она. Да уж, как такое забыть… Он там был не в своей тарелке, играя роль «паника» при девице, годящейся ему даже не в секретарши — в дочки «папика». Чья роль прислуживать, подтаскивать и расплачиваться наличными за все, на что она покажет пальчиком. Он там обливался потом, его лагерные замашки и наколки на теле выглядели смешными. А она постоянно его одергивала и покрикивала на него. И кое-кто из молодых парней ей при этом сочувствовал. И старался помочь и словом, и делом. Но она блюла себя, понимая, что скоро это закончится и придется возвращаться в Москву, где «папик» будет снова на коне…

Но однажды эти парни что-то не так поняли после их очередного скандала, когда он не позволил ей пойти на дискотеку, и на свою голову попытались вмешаться…

Вот тут он всласть отыгрался на них всеми приёмами, которыми одарил его лагерь. Нет, не карате или джиу-джитсу — звериная хватка, полное пренебрежение к боли плюс остервенелый напор… Но самое удивительное было другое: она вдруг вцепилась ногтями в рожу их «центрового», настоящего красавчика, которому только что, во всяком случае, ему так казалось, строила глазки… Пришлось давать объяснения в полиции, где она яростно обвиняла этих парней в том, будто они хотели ее изнасиловать чуть ли не на глазах любимого человека, что и придало ему, любимому человеку, силы. И когда среди ночи они вернулись в отель, выяснилось, что их уже было совсем собрались выселять.