Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет

– Ну и шутки у вас, – с робкой надеждой на глупый розыгрыш посмотрела на меня Олеся.

– Нам бы лучше уйти с открытой местности, – демонстративно глянув по сторонам, предостерег я. – А то киллер имеет свойство быстро бегать и метко стрелять на ходу.

– Вы меня разыгрываете?

Девушка, казалось, вот-вот забьется в истерике. Одно дело – ждать опасность, и совсем другое, когда она на тебя уже, считай, навалилась.

– Вы куда-то собрались?

– Да, к подруге...

– Что ж, подруга – это хорошо. Если киллер не знает ее адреса...

– Она не одна живет, с родителями.

– А вы?

– Я одна. А родители сейчас в деревне, дача у них там...

– Возможно, на даче вы сможете спрятаться. Хотя вряд ли… Но лучше, если все варианты мы обсудим у вас дома. Здесь, у всех на виду, опасно.

– А вы меня не обманываете?

– Конечно, обманываю. Потому что я страшный и коварный мент. Сейчас вы припаркуете свою машину, а я воспользуюсь этим и поеду дальше, мимо вас... Нет, не обманываю.

Я вспомнил о фотографиях, которые лежали у меня в куртке. Снимки потерпевших с места преступления. Задушенная Моносеева, застреленный Меднянский... Особенно хорошо удался последний. Олеся сразу узнала в нем адвоката.

– Толик?! – ахнула она, хлопнув ладошками по щекам.

Узнала она и Моносееву, но ничего не сказала: от страха у нее перехватило дыхание и заложило горло.

– Сейчас вы поставите машину на место, а потом мы пойдем с вами к вам домой.

– Я хочу уехать, – в состоянии панического ужаса прошептала она.

– Уедете, но сначала мы установим у вас дома засаду. Киллер охотится за вами, а мы – за ним. Мы должны его взять...

– Ну, возьмете, и что? Другой появится.

– А вот об этом мы с вами обязательно поговорим, – сказал я, глядя на нее сквозь многозначительный прищур.

Олеся очень волновалась, поэтому с трудом припарковала свою «Шкоду», мне даже пришлось ей немного помочь, подкорректировать движения руля. Но и сам я не очень точно вписался в пространство между двумя машинами, заехал двумя колесами на бордюр. Но волнение здесь ни при чем, хотя оно имело место. Мне приходилось присматривать за девушкой и контролировать взглядом пространство вокруг нее, чтобы не прозевать бегущего киллера.

Но все обошлось: никто не помешал нам зайти в подъезд и пешком подняться на третий этаж. Шли мы осторожно, останавливаясь через каждые десять-пятнадцать шагов, прислушивались, пистолет я держал наготове. И эта обстановка настороженности довела Олесю до полуобморочного состояния. Руки ее тряслись от волнения, и она не без труда вставила ключ в замочную скважину. Я за это время успел обследовать дверь – добротная, по-настоящему бронированная, с антивандальным покрытием, фирменный ригельный замок.

И квартира резко отличалась от той, где проживал до недавнего времени Петр Царицын. Здесь приятно пахло женскими духами, слабо-слабо – ароматизированным стиральным порошком и уютно – парным молоком. Хорошая мебель, дорогие ковры на полах, ни соринки, ни пылинки. Но меня больше устраивало, что здесь не было притаившегося киллера.

Излишне было говорить Олесе, чтобы она закрылась на все замки. Она сделала это сразу, еще до того, как я догадался подумать об этом. И еще она села на обувную тумбу, зарывшись головой в пальто и плащи, висевшие на открытой вешалке. Интуитивное стремление спрятаться.

– Страшно? – спросил я, наспех осмотрев комнаты и санузел.

– Да, – честно призналась она.

– Не бойтесь, мы вас в обиду не дадим.

– Кто это мы?

– Милиция.

– Милиция – это звучит абстрактно. А мне нужна конкретная защита.

– Если есть желание, можете положиться конкретно на меня.

Даже осознавая всю тяжесть нависшей над ней опасности, я не возражал против перспективы стать ее казенным телохранителем.

– Желания нет, но есть необходимость...

– Вы в этом уверены?

– В чем? – Высунув голову из-под одежды, Олеся с удивлением и подозрением глянула на меня.

– В том, что вас необходимо защищать.

– Но вы же сами сказали, что за мной охотится киллер! – вскочив на ноги, оцепенело замерла она.

К удивлению и подозрению во взгляде прибавился смертельный страх, как будто киллером был я сам, а не кто-то другой. Возможно, она вспомнила, что не потребовала у меня документы, удостоверяющие мою личность. Может, я и не мент вовсе...

– И вы так просто в это поверили?

– А разве нет?

– Разве да... Скажите, кто больше боится милиции, тот, кто перед законом чист, или тот, за кем есть какой-то грех?