Ричард Паттерсон - Степень вины

Карло покачал головой:

— Но она одна.

— Понимаю. Только это как раз то, что ей нужно. Я знаю ее.

Карло сделал паузу, потом выпрямился, как будто подставляя грудь напору ветра.

— Расскажи мне, что случилось, — попросил он. — Все расскажи.

Пэйджит сел рядом с ним. Потом как можно понятнее и проще повторил то, что Мария рассказала Монку.

Глаза Карло застыли, взгляд был устремлен в одну точку. Для отца эта неподвижность была хуже слез.

— Они верят ей?

— Они не знают, верить ли ей. — Пэйджит смотрел на немой телевизор. — С их точки зрения, никто, кроме нее, не может знать правды.

Мальчик, казалось, изучал его лицо. Тихо спросил:

— Ты веришь ей?

Пэйджит медлил, стараясь разобраться в интонациях сына, — вопрос был не о Марии, вопрос был о нем.

— Да, — ответил он. — По сути.

— С тех пор как я живу здесь, вел ли ты когда-нибудь дело об убийстве?

— Нет.

— Тогда ты должен сказать ей, что не можешь взяться за это.

Пэйджит почувствовал усталость.

— Это сложнее, чем само дело.

— Но ты не можешь вести дело, если не доверяешь ей.

— Ты неправильно понял меня, Карло. Я принимаю во внимание, что речь идет о твоей маме. Но мы говорим и о человеке, обвиняемом в убийстве и перепуганном до смерти. В этих обстоятельствах человек может забыть нечто очень важное. Или не в состоянии рассказать о случившемся. Или замалчивает кое-какие факты, чтобы не показывать себя в неприглядном свете, хотя эти факты вовсе не означают, что он виновен. — Пэйджит старался говорить помягче. — По своей жизни твоя мать достойна канонизации, но даже у святых есть недостатки.

Карло, казалось, взвешивал его слова. Наконец спросил:

— Ты когда-нибудь любил ее?

Пэйджит посмотрел на сына. Как сказать об этом, думал он, если каждое слово может выдать скрываемое: своей жизнью Карло обязан случайности.

— Мне она казалась прекрасной, Карло. Кроме того, я считал ее незаурядной женщиной. — Пэйджит помедлил. — Любил ли я ее? Любила ли она меня? Честно говоря, не знаю.

— Почему?

— Обстоятельства разлучили нас до того, как мы смогли разобраться в этом. Мы были очень волевыми людьми, и ни один не полагался полностью на другого. Мы яростно спорили о вещах принципиальных; потом попали в тяжелую ситуацию, когда надо было отстаивать свою позицию публично, — мы давали свидетельские показания в конгрессе. Это закончилось катастрофой для Джека Вудса, человека, у которого она работала и которого боготворила, это погубило президента, которого они оба поддерживали. Наши отношения стали просто невозможными.

Карло по-петушиному наклонил голову.

— А ты старался?

Пэйджит понял невысказанный вопрос мальчика: может быть, из-за меня ты посчитал, что не стоит стараться?

— Знаю, это трудно понять, — наконец произнес он. — Ты мог бы быть причиной, но тогда мы не знали тебя. Я понимаю, теперь это звучит странно, но тогда ты был всего лишь абстракцией. Ты не был ты тогда. — Пэйджит помедлил, потом неуверенно продолжал: — Мы не собирались вступать в брак, у нас не было оснований думать, что это стоит делать, и множество причин думать обратное. Брак такого рода отнюдь не благо для ребенка.

В голосе Карло появилось упрямство:

— Тогда почему она не сделала аборт?

— Не знаю. Она могла сделать аборт, и я никогда бы не узнал об этом. — Пэйджит снова умолк, подыскивая приемлемый для Карло ответ. — Понимаешь, я так скажу — мы оба уже заранее любили тебя, даже не зная, каким ты вырастешь. — Он коснулся плеча мальчика. — Ты был нужен нам. В брак вступать мы не хотели и не очень задумывались, будешь ли ты этого требовать от нас.

— Когда-нибудь вы говорили об этом?

— По сути, нет. Большинство романов, подобных нашему, заканчиваются ничем. Нам повезло — у нас родился ты, мы и не рассчитывали на такое. — Пэйджит попытался улыбнуться. — А ты получил ни много ни мало жизнь, ничем особенно не обремененную, к тому же меня в отцы.

Карло не ответил на его улыбку. Пэйджит уже знал следующий вопрос сына.

— Почему она бросила меня?

Сто раз, наверное, мысленно приготовляясь к этому моменту, он перебрал сотню вариантов ответа.

— Она не хотела, — промолвил он после недолгого молчания. — Я этого добился.

— Почему?

— Тебе больше приходилось бывать с дедушкой и бабушкой, чем с Марией, — она была в постоянных разъездах. Дед и бабушка любили тебя, но они были уже старенькие. Она понимала это. — Пэйджит внимательно смотрел на сына. — Возможно, я был эгоистичен. И достаточно тверд, чтобы дойти до суда. Это она тоже понимала.