Юлиан Семенов - Огарева, 6. Повести

- Так он же мальчишка.

- Семнадцать лет - мальчишка? Я в семнадцать лет руководил раскулачиванием, дорогой товарищ… Очень это все мне странно. Папашу ответственного боитесь, что ли? Брать его надо, этого сыночка. Барчук, зажрался, на уголовщину потянуло, нервы пощекотать… Не понимаю я вас, товарищи дорогие, не понимаю…

- Это что, Садчикову передать?

- Да уж, конечно, не скрывайте.

- Ладно. Передам. У вас все?

- Вообще-то да. Вот только, может быть, у вас там парочка билетов на завтрашний «Спартак» осталась? Я тут с ног сбился…

- Присылайте кого-нибудь, у нас еще есть.

- Ну спасибо большое. Счастливо вам. Сейчас пришлю. Пока.

- Пока.

Дежурный вздохнул и полез за папиросами. «Жаль мальчишку, - подумал, закуривая. - Кто в камере ночь посидел, у того седина на год раньше появится. Эх, глупость людская!»

Арон Маркович стоял на троллейбусной остановке и чувствовал, как в нем росла непонятная тревога. Он не мог понять, отчего это происходило. Сев в пятый троллейбус, который шел к центру, он подумал: «Это, верно, к сердечной спазме. Погода меняется».

Устроившись у окна, Арон Маркович откинулся на спинку жесткого сиденья и положил ногу на ногу. Закрыл глаза и потер веки. И вдруг с поразительной четкостью, словно на линогравюре, увидел лицо человека. Оно было зеленым из-за того, что он тер веки. Зеленым, четким и жутким.

«Кто это?! - ужаснулся Арон Маркович. - Какой ужас, боже мой!»

Он открыл глаза и сразу же вспомнил, что лицо это принадлежало слесарю, который пришел к Коке.

- Остановите троллейбус! - крикнул Арон Маркович и побежал к выходу, расталкивая пассажиров острыми локтями. - Товарищ водитель, остановите машину, товарищ водитель!

- Вы что, гражданин, - сказал водитель, не оборачиваясь. - Как же я остановлю троллейбус, если остановки нет?

- Послушайте, меня надо выпустить, мне надо немедленно вернуться!

- Да не кричите вы! - рассердился водитель. - Будет остановка - и выйдете. Нечего панику пороть. Не на пожар!

- Какой вы черствый человек, - сказал Арон Маркович, - а там за это время может случиться ужас!

«А может быть, это я оттого, что меняется погода? - снова подумал Арон Маркович. - Может быть, я сам себя пугаю?»

Но он все время видел лицо слесаря, его пустые, совершенно белые глаза без зрачков и длинные руки, чуть не до колен.

Когда троллейбус остановился, Арон Маркович выскочил на тротуар и побежал к стоянке такси. Там была очередь.

- Товарищи! - взмолился он. - Я умоляю вас, дайте мне такси!

- А пряника хотите? - спросил парень в спортивном свитере.

- Как вам не совестно, как?! - сказал Арон Маркович. - Люди, скажите, чтобы он пустил меня в машину! Может произойти преступление, если я не вернусь к нему!

- Куда? К кому? - посыпалось со всех сторон.

- К Коке!

Парень в свитере засмеялся:

- Ничего с вашим Кокой не будет.

Остановилось такси. Парень открыл переднюю дверь и сел рядом с шофером. Тогда Арон Маркович сел на заднее сиденье и сказал:

- Я из такси не уйду.

- Гражданин, - попросил шофер, - выйдите по-хорошему.

- Нет.

- Папаша, ты что, белены объелся? - спросил парень.

- Я из машины не выйду.

Люди в очереди стали говорить:

- Смотрите, он весь белый, этот старик.

- Ему плохо!

- Пустите его, молодой человек!

- Как вам не совестно, юноша!

Парень обернулся и спросил:

- Куда вам?

- Здесь рядом, на площади.

- Подвезите его, - сказал парень, - а то он трехнутый какой-то.

Футболист Алик кончил шнуровать свои новые чешские бутсы и, встав с лавки, принялся неторопливо и сосредоточенно разминаться. В минуты, предшествовавшие матчу, он отключался от всего его окружающего и думал только об одном - о том, как через пятнадцать минут на поле начнется игра.

В коридоре что-то кричали. Доносились слова: «Ганкин Витька сгорел! Сгорел! Ганкин! Витька!», «Да что ты говоришь?»

Алик сначала не хотел думать об этих словах, ему сейчас важно было как следует размяться, чтобы выйти на поле подтянутым, чтобы тело было послушным его воле, чтобы дыхание установилось заранее - четкое и ритмичное.

«Витька сгорел! Ганкин-то сгорел!»

Алик подумал: «Наверное, Любка вернулась и его с кем-нибудь застукала, Любка - девка с норовом, значит, он сгорел крупно. Ну и дурак. Если уж шустрить, так надо умело…»

- Лицо черное, говорят, бензином облился и поджег себя! - кричал кто-то быстро, глотая слова. - Только ноги и не сгорели…