Юлиан Семенов - Огарева, 6. Повести

- Эх вы, тюри…

- Сегодня в Тарасовке на загородном филиале стадиона со вторым «Спартаком» играем. В семь часов. Хочешь, приезжай.

- Я за Любкой еду.

- Игра будет - класс! Чего ты бензин несешь?

- Да приятелю, пятно отмыть на штанах, - сказал Витька и кивнул головой на свое окно.

Алик поднял голову и увидел Прохора. Прохор отпрянул от окна.

- Ну, пока, - сказал Алик.

- Пока. Ни пуха ни пера.

- Иди к черту…

- Вить, а Вить, с кем ты лясы свои натачивал?

- Приятель один.

- А я что, носорог? Меня зачем ему в окно показывал?

- Да я тебя и не показывал вовсе.

- А чего ж он глазел?

- Я сказал, что бензин несу, брюки себе почистить, вот и весь разговор.

- Архип Иванычу, небось сказал, несу. С Тарасовки, да?

- Ничего я про тебя не говорил. И чего ты пугливый такой? Прямо как лань.

- Лань - она очень красивых форм тварь. Давай пей за здоровье Любушки нашей. Ух, красавица, дай ей боженька хорошего сыночка! Пей!

Они чокнулись, и Витька выпил.

- Зря я захмеляюсь, - сказал он. - Не ровен час - милиция остановит. Я ж за Любкой сегодня еду…

- Я тебе говорил - не гони… Мусора, они только к тем с подозрением, кто гонит… А кто потихоньку да полегоньку, тот катает себе по городу и горя не знает…

Прохор вдруг замер и прислушался.

- Ты чего, Архип Иваныч? - удивился Виктор.

- Погоди…

- Да чего ты? Один я, один…

- Вроде бы, кто у машины балует, слышишь, дверь хлопнула?

Виктор сорвался с места и бросился к окну. Прохор кошачьим, тихим движением достал из портфеля шило, спрятал его за спину и пошел к Виктору, который смотрел во двор…

- Никого нет, - сказал он, не оборачиваясь, - померещилось, видать, вам, Архип Иваныч…

Прохор застонал и, падая вперед, ударил Виктора шилом под левую лопатку: этот удар был его коронным - он казнил сорок семь человек именно этим ударом. Это было двадцать лет назад, в Минске, после покушения на гаулейтера…

Витька молча осел на пол, даже не вскрикнув.

Прохор оттащил труп от окна и положил на кушетку. Затем полил его бензином, подвинул к кровати стул, положил на стул спички и папиросы, раскрыл коробок и, достав из шкафа пиджак, долго смачивал его бензином. Потом выбросил в мусоропровод стаканы, из которых они пили, и бутылку. Осторожно заглянул во двор. Там было пусто. Быстро чиркнув спичкой, он бросил ее на Витьку. Туго вспыхнуло синее пламя. Прохор осторожно высунулся из квартиры и по-кошачьи тихо бросился вниз. Согнувшись, приволакивая ногу, он медленно вышел на улицу, пересек ее и сел в первый проходящий троллейбус.

«Нет Витеньки, - подумал он, - сгорел мальчик. А с ним и Тарасовка моя сгорела. Один свидетель у меня был, кроме бога. А бог простит, он у меня свой, собственный».

Сударь прогуливался на условленном месте. Прохора не было.

«Вот старая сволочь! - думал он. - Если не придет, на дело не пойду. Без марафета какое, к чертям собачьим, дело? А может, у профессора марафет есть? У всех врачей он должен быть. Картины картинами, а грамм бы наркотика, а?»

Он даже улыбнулся, когда представил себе, как в тумбочке, обязательно в тумбочке, где-нибудь в профессорской спальне, найдет белую бумажку, свернутую пакетиком.

«Что, на Витьке свет клином, что ль, сошелся? В конце концов, возьму такси, скажу - на курорт. Пятерку в зубы - что он, в чемоданы лезть будет?»

Сударь снова посмотрел на часы: Прохор опаздывал уже на полчаса.

«Через час там будет маячить Чита. Ладно. Пойду без Витьки. А марафет у профессора обязательно будет».

Он остановил такси и сказал шоферу:

- Слушай, приятель, у тебя часа два есть?

- У меня не два. У меня двадцать четыре часа есть.

- Тогда порядок. Я, понял, сегодня на море мотаю, в Гагру. Надо за шмотками к себе заехать, а потом - к брату.

Сударь достал пять рублей и протянул их шоферу.

- Держи. Поехали в Грохольский, там меня братан ждет.

- Поехали, - согласился шофер и включил счетчик, - чего ж не поехать…

Профессор Гальяновский сидел около окна и курил. Он очень медленно курил, и каждая затяжка пожирала заметную часть сигареты. Сигареты были очень крепкие и вкусные: позавчера профессор был на приеме у итальянцев и привез оттуда подарок - две пачки каких-то особых сигарет, сделанных по абиссинскому рецепту. Итальянцы хорошо знали профессора, потому что он несколько раз выступал с докладами в Риме и Неаполе. Он был почетным академиком Итальянской академии и бывал в Италии раза по два в году. В посольстве знали его страсть к крепким сигаретам и обязательно каждый раз готовили в подарок что-нибудь диковинное и новое.