Юлиан Семенов - Огарева, 6. Повести

Левон многое знал, многое умел, но жизнь его была несладкой: он начал работать в сорок втором году, когда ему было одиннадцать. Он расстался с женщиной, которую любил, и, скрывая от всех горе, заводил шумные романы. К нему ходили за советом все, и он никогда не ошибался, давая советы. Он умел хлопотать за друзей: просиживал долгие часы в приемных, когда Костенко с Машей жили в разных комнатах, а квартиру никак не давали. Левон ездил в Ленинград на заседание художественного совета, когда сдавали первый фильм Степанова… А когда фильм провалился и Степанов с горя начал пить, Левон вызвал его к себе в онкологическую клинику (это было в самом начале, после операции и кобальтовой пушки), купил бутылку «Старки», увел Митьку в подвал, и провел с ним там весь день и половину ночи, и оставил Митю ночевать у истопников, и отпустил его только на следующий день, позвонив предварительно Костенко: «Синдром кончился, но все-таки побудь с ним, ему плохо, очень плохо». Костенко вспомнил, как Левон еще до болезни пришел к нему на Петровку, 38 хлопотать за соседа по двору. «Славик, он ни в чем не виноват, он не может быть жуликом… Ты должен освободить его…» Костенко знал, что сосед Левона - жулик и гад, но он был в «несознанке», и Костенко ничего не мог ответить другу, и отводил глаза, и старался перевести разговор на Митьку Степанова, который уехал тогда во Вьетнам, но Левон стоял на своем, а потом сказал: «Ты можешь погубить себя, Слава, если перестанешь верить друзьям. Если хочешь, я могу поклясться, что он невиновен. Я готов взять его на поруки… Пойми, ведь у него дочке пять месяцев всего…» Он ушел тогда, хлопнув дверью. Позвонил он только через пять месяцев, когда кончился процесс и жулика осудили. «Хочешь плюнуть мне в лицо? - сказал он тогда. - Закажи пропуск, я приеду к тебе. Можешь собрать всех сотрудников отдела: публичность казни - залог ее воспитательного значения…»

«Нет его на свете. - Костенко вздохнул. - Пусто без него… Пусто…»

Когда днем пришли данные экспертизы и стало очевидно, что на бутылке из-под водки были отпечатки пальцев Налбандова и второго человека и на окурках также были зафиксированы отпечатки пальцев неизвестного и Налбандова, Костенко попросил бутылочку ему вернуть, внимательно изучил этикетку и сразу же обнаружил на ней штамп «ресторан».

Костенко поехал в аэропорт, зашел к директору ресторана, сонной женщине в белой куртке, надетой поверх меховой безрукавки, и, представившись, спросил:

- Скажите, пожалуйста, кто позавчера ночью работал в смене?

- Вы бэхаэс, что ль? Так у нас вчера лейтенант Широков был, все обсмотрел. Ей-богу, будто работы у вас другой нет.

- Что, часто мучают?

- Будто и не знаете.

- Да знаю, знаю. Вас не мучай, все по кирпичам разнесете.

- Платили б мне триста, а не семьдесят, выгоды б государству было на пятьсот.

Костенко улыбнулся:

- Экономическую дискуссию продолжим позже, а? Вы мне сейчас помогите в моем деле, я из уголовного розыска.

- Тоже змеи, - беззлобно сказала женщина и достала из сейфа какие-то растрепанные, захватанные жирными руками бумаги. Поплевывая на пальцы, она стала перелистывать графики дежурств сотрудников, продолжая ворчать: - Вы думаете, у меня сотрудников раз-два - и обчелся? Их аж пятнадцать человек! А что толку? В ресторане всего десять столов, а в книгу гляньте - вся жалобами исписана. Хоть бы одно предложение, так нет, только жалобы… Дали б волю директору - пусть хоть семь бэхаэс проверяют, пусть хоть заместителем лейтенант сидит, - я бы с пятью людьми здесь чудеса делала, ко мне б из других городов люди обедать прилетали. А то ведь я официантке замечание, а она мне заявление об уходе. Вот… Маклакова дежурила, Шилкина с Васильковой, на кухне - Крюков и в гардеробе - Потанин.

- Когда последний самолет из Москвы приходит, ресторан еще открыт?

- Нет. Мы за полчаса до него закрываемся. Костенко достал из портфеля бутылку.

- Это штамп вашего ресторана?

- Сама ставила.

- Ну а если постучать в дверь, попросить хорошенько, продадут?

- Кто ж от рубля откажется?

- Кур тоже продаете?

- Это что, пароль какой?

Костенко усмехнулся и объяснил:

- Нет, я имею в виду отварных кур. Вы продавали позавчера в буфете отварных кур?

Женщина снова полезла в сейф, достала еще одну кипу листов и начала - так же неторопливо и обстоятельно - просматривать свои записи.

- А была б у меня прямая связь с колхозом, - ворчливо объясняла она, - я б сразу вам ответила. Разве упомнишь, что торг отпустит? Сегодня кур даст, завтра - свинину. А кто ее берет, свинину-то? Вот, нашла! Продавали мы позавчера цыплят вареных, верно говорите.