Татьяна Гармаш-Роффе - Вторая путеводная звезда

– Почему он так сказал?

Михаська несколько раз пожал плечиками, столь высоко их поднимая, что его кудрявая головка словно утапливалась в грудную клетку.

Алексей неправильный вопрос задал. Надо вот как:

– Можешь повторить слова этого дяди?

– Могу. Он сказал, что мамочка предательница.

– А еще что?

– Я не помню… Он непонятно сказал.

– Хорошо. Что дальше произошло?

– Он маму схватил за… за тело… И к выходу потащил… А потом она больше не пришла домой. Уже вот сколько дней! – и Михаська снова показал три пальчика.

– Ты в окошко не посмотрел, когда этот дядя вышел с твоей мамой?

– Я посмотрел, – кивнул Михаська.

– И что ты там увидел?

– Он маму в машину посадил… и увез.

– А что за машина такая?

Маленький сын Алексея, двух лет от роду, уже разбирался в марках машин – отчего детективу казалось, что все маленькие мальчики на свете должны разбираться в них не менее его Кирюши. Но мальчик Михаська только печально приподнял плечи:

– Черная такая… Большая. Мама не хотела в нее садиться. Он ее туда толкнул.

– А кто у тебя дома остался? Папа?

– Нет, папа не остался, его нету. Бабушка есть.

Понятно. Раз папы нет, то откуда мальчишке разбираться в моделях машин? Это ведь только папа может научить, никак не мама с бабушкой…

– Давай пойдем к тебе домой, ладно?

– Ладно, – ответил Михаська и доверчиво вложил маленькую ладошку в очень большую, как только что выяснилось, руку детектива.

Михаська жил через три дома от Сереги. На шее у него висел шнурок с ключом, и он ловко отпер входную дверь.

Квартира оказалась двухкомнатной малогабариткой. Пахло укропом и лавровым листом. Рыжая кошка с порванным ухом пришла в коридор и потерлась по очереди о ноги Михаськи, затем детектива. На кухне возилась, судя по всему, бабушка – маленькая седая женщина. Кис ступил в ее владения, открывая удостоверение, однако она не выказала ни интереса, ни удивления тому факту, что в квартире обнаружился посторонний человек. Лишь на секунду оторвала свой взгляд от кастрюли, снимая шумовкой пену с бульона, коротко глянув на детектива вполне ясными глазами – очки она не носила, – проигнорировав удостоверение. При попытке с ней пообщаться выяснилось, что бабушка плохо слышит, – столь плохо, что детектив временно оставил эту затею.

Несколько минут он размышлял, тем более что никто его не торопил, никто не восклицал, какого черта и по какому праву он вторгся в чужое жилище. Женщине этой он бы дал лет девяносто, не меньше, – хотя вряд ли в девяносто лет бабушки еще столь живенько орудуют над кастрюлями… Или орудуют?

Родители Алексея умерли рано, так что не довелось ему видеть их в старости. Но матери Александры было под семьдесят, и по сравнению с бабушкой Михаськи она выглядела просто юной девушкой. Возможно, еще и потому, что волосы она подкрашивала, следила за собой, – а эта бабушка была совсем седенькой, и волосы ее поредели…

Волосы – не волосы, а она куда старше тещи детектива! Так что, пожалуй, являлась она бабушкой не Михаське, а его матери. То есть мальчику прабабушкой.

Стало быть, у них либо другой родни нет, либо в семье все очень сложно.

Утешало уже то, что слова ребенка оказались не совсем беспочвенными: наличествовала квартира, где он проживал, и бабушка наличествовала.

– Мамино имя как, Михасик? – присел на корточки перед мальчиком детектив.

– Я не Михасик, я Михаська!

– Хорошо. А мама?

– Юлька.

– А ты как маму звал?

– «Мамочка».

– Тогда кто ее «Юлькой» называл?

– Бабулечка.

Не так уж глуха «бабулечка», раз общается с внучкой!

– Пойдем в комнату, не будем мешать твоей бабушке, – произнес Кис погромче и покосился: и точно, она ухо навострила, прислушиваясь. Ну-ну.

Все это было странно. Если мать Михаськи впрямь похитили, то поведение бабушки выглядело неадекватным. Казалось бы, она должна радоваться, что кто-то явился с намерением Юлю искать! А она вместо этого прячется за своей глухотой и у своей кастрюли… Почему? Может, она сама неадекватна? Или все же Михаська сочиняет? Или чего-то не понимает… тогда как бабушка все отлично понимает? Юля уехала с любовником, например… И он не «тащил» ее, как подумал ребенок, а крепко обнял…

Гадать Алексей не стал: видно будет.

Он заглянул в комнаты. Одна, поменьше, была явно комнатой бабушки: старомодная кровать, комод и шкаф. Другая, где наличествовали две тахтушки – одна побольше, другая поменьше, выдавала место обитания Михаськи и его мамы. Тахтушки были прибраны – постельное белье с них убиралось, надо думать, каждое утро, во внутренний ящик под лежбищем, – и днем они имели цивилизованный вид диванчиков.