Олэн вытащил револьвер Бульдога и пару раз крутанул на пальце. Братцы замерли, не отводя глаз от пушки.
– Знаете, чья это игрушка? – спросил Олэн и, не ожидая ответа, продолжал: – Одного из ваших приятелей, красавчика, похожего на бульдога… При виде его рожи любая баба скинет без всякого аборта.
– И что дальше? – спросил старший, отодвигаясь от брата.
В такие минуты они предпочитали не скучиваться.
– А то, что мне бы не хотелось никаких недоразумений между нами, – ответил Олэн с удивившим его самого хладнокровием. – Надо малость притормозить с глупыми шуточками. Например, избегайте называть меня «О!», как в прежние времена. Я почувствовал, что большего этого не потерплю.
Во время этого монолога Олэн, словно забавляясь, пощелкивал собачкой «смит энд вессона».
– Это угроза? – поинтересовался младший.
– Нет, просто я требую равенства.
– Равенства и братства, – иронически бросил младший.
– Нет, первого достаточно. Раз мы волей-неволей вынуждены здесь сталкиваться, лучше не гнать волну. В наших же интересах. Здесь такой тихий уголок… Кстати, не таскайте сюда кого ни попадя, – он ткнул дулом в сторону двора.
– Это не кто попало, – буркнул старший.
– Поживем – увидим. Я уже доказал, чего стою, – заметил Олэн (на сей раз он решил не скромничать). – И не вам на меня жаловаться.
– А мы тебя ни в чем не упрекаем, – проворчал старший.
– Тем более.
Он сунул револьвер в карман, но руку не вытащил. Старший, казалось, о чем-то напряженно думает.
– Коль скоро ты шлепнул Шнейдера, мы готовы сделать тебе предложение, – наконец сказал он.
– Шнейдера?
– Ага, так звали типа с бульей ряшкой… Можешь занять его место. Всего нас пятеро – двое скоро подгребут из Германии. Встречаемся на Севере.
– Я вовсе не говорил, что прикончил парня…
Братцы переглянулись. Это было выше их понимания.
– Ты хочешь сказать, что полаялся со Шнейдером, отобрал у него пушку и отпустил на все четыре?… – спросил младший.
– Точно. И готов продолжить объяснения, где и когда он захочет.
Братья с соболезнованием закивали – ни дать ни взять «друзья семьи» у выхода с кладбища.
– Не самая удачная метода, – скривился старший.
Младший выразил горячее одобрение. Сами они всегда предпочитали радикальные меры, поэтому до сих пор оставались в живых. Следовательно, у обоих не было оснований меняться.
– Даже будь у вас свободное место, я бы не поехал, – сказал Олэн. – Предпочитаю действовать самостоятельно.
Старший, приподняв линялую занавеску, обнаружил под окнами «ДС-19». Олэн тоже подошел к окну.
– Это я взял напрокат, – почти стыдясь неказистой машины, объяснил он. – Зато она надежна и не бросается в глаза.
Старший отпустил занавеску, и она грустно поникла. Все трое спустились вниз. Олэн замыкал шествие. На пороге он остановился. Младший уставился на странный номер «ДС» – 9966 ЮС 75 – и сел в «ягуар» последним.
Пока машина медленно разворачивалась, младший высунул голову в окошко.
– И потом, у «ДС» – не дизельный мотор, – крикнул он Олэну.
Франсуа запер за ними деревянные ворота.
Брошеный заводик ему нравился. Здесь он чувствовал себя хозяином. Воображение рисовало моторы «лотосов», «триумфов» и прочих спортивных машин, развешанные на цепях вместо неоновых люстр.
Он включил свое «Кольцо-24». Крошечные автомобили рванули с места. Каждый мчался по своей дорожке – здесь никто не мог сжульничать, зацепить соседа или подстроить аварию…
Вечером Олэн перебрал коллекцию галстуков и улегся поразмыслить о настоящем и будущем. Время от времени он перечитывал статью Спартака. «Быть может, Франсуа Олэн изобрел новую разновидность гангстеризма?»
Он вслух повторил вопрос. «Если и не изобрел, то, вероятно, займусь этим теперь». Во время объяснений со Шварцами он чувствовал себя совершенно спокойно. Даже когда убрал револьвер…
Олэн подумал о Бенедит. Наверное, она сейчас ужинает со своим Грецем. «Ну и прекрасно! Пусть не думает, что я позволю ей лезть в мои дела! Довольно опеки! Я еще не созрел для того, чтобы меня таскали на буксире. А не нравится – плевать!»
Бенедит пребывала в отличном настроении. Во всяком случае, так думал Грец, целуя ей руку. Молодая женщина взяла у него картонку. Внутри лежали три еще девственно чистых фарфоровых горшочка. Из осторожности Грец завернул каждый из них в газету. Разворачивая бумагу, Бенедит вдруг случайно увидела заголовок статьи Спартака. Картонка выпала из дрогнувшей руки, и хрупкий фарфор разлетелся вдребезги. Бенедит закусила губы, предоставив Грецу собирать осколки.
Читать дальше