Жозе Джованни - О!

– Заметано, босс! – Олэн, скорчив соответствующую мину, вскинул руку. – Но несчастным можно быть в любом возрасте… – добавил он.

– Работать – тоже, – безапелляционным тоном уверил его молодой охранник.

На физиономии Олэна появилась гримаса глубочайшего отвращения. Услышав, как он брюзжит, парень расхохотался и встряхнул головой.

Мирэнвиль начинал приобретать известность!

Он разгуливал по тюрьме в лохмотьях Пралине, и охранники потешались над чумазым клошаром. Потом Олэн где-то нашел старую коробку из-под мятных пастилок и стал клянчить окурки. Надзиратели снисходительно бросали ему недокуренные бычки.

Когда «Мирэнвиль» слишком долго болтался по коридорам, конвойный, изображая праведный гнев, шлепал его по заду.

Порой он нарочно усаживался на пол в очереди, и охранник кричал издали:

– Эй, Мирэнвиль, тебя не затруднит подняться на лапы?

Вскоре Олэн ловко подсунул им кличку.

– Босс, меня надо звать Пралине!

С каждым днем он становился все грязнее, и клошар в новом отличном костюме теперь выглядел гораздо опрятнее.

В камере Олэн неизменно спал носом к стенке. До освобождения Пралине оставалось всего две недели, и бывший шофер Франциска Первого старался совсем исчезнуть.

В камере, кроме них, теперь было только два «старика»: громила и болтун. Как-то ночью Олэн незаметно стянул из ящика сигареты громилы и сунул в карман болтуна.

Результат превзошел его ожидания. Заметив пропажу, громила без лишних слов обыскал вещи Пралине и Олэна. Те безропотно проглотили обиду. Зато болтун не удержался от полезных советов, и громила тут же принялся за него.

– А ну-ка, позволь!..

Нащупав свое добро, он пришел в такое исступление, что немедленно врезал болтуну, и тот с диким воплем отлетел к двери.

Примчался надзиратель и мигом отправил обоих скандалистов вниз, в «холодильник».

– Видал говнюков?… Если и в тюряге нельзя спокойно покемарить, это уже вообще!.. – проворчал Пралине.

Он собрал с полу раскатившиеся в пылу сражения продукты, а Олэн привел в порядок тряпье. Грязь в их углу он никогда не подметал, но чрезмерный хаос мешал думать.

«…Сегодня шестое ноября, вторник… До четырнадцатого – восемь дней… Охранник вызовет Мирэнвиля примерно в то же время, когда я ухожу на уколы, так что вроде бы должно обойтись… Но только, раз он позовет меня не в процедурный, запросто может добавить что-нибудь вроде «с вещами» или «на выход» или «ну, радуйся, твой великий день настал». Значит, нельзя давать ему времени на болтовню, надо мгновенно выскочить, и пусть договаривает уже в коридоре… А одеяла, котелок, ложка и прочее?… Я должен сам их отнести и сдать… Не лучше ли собрать все ночью и положить у двери, чтоб сразу незаметно прихватить с собой?… Скажем, узел я мог бы прижать к животу… А если Пралине будет спать?… Ему случается из чистого снобизма дрыхнуть до полудня, но иногда он вскакивает ни свет ни заря… С этим болваном никогда не узнаешь заранее… Не сунуть ли ему в вечернюю баланду пару милых маленьких порошочков… а то и четыре… чтобы не продрал глаз до следующего дня?… Да, недурная мысль!.. Два порошка!.. Черт возьми! Тогда все сходится! Ну, какие еще могут быть загвоздки?… Разумеется, коли до того меня вызовет следователь, все полетит к дьяволу… Надзиратель скажет «Олэн», и мне придется идти… Стоит только нарваться в коридоре на кого-то, кто зовет меня Мирэнвилем или Пралине и – привет!.. Но следователь наверняка рыщет в поисках свидетелей, а Марсель – это вам не ближайший квартал… По идее, должен провозиться еще месячишко… А тот молодой фараон? Вряд ли он станет таскаться сюда каждый день ради удовольствия со мной побеседовать… Понадеемся, что этого Шерлока недоделанного кто-нибудь шлепнет и мы больше никогда о нем не услышим… Ну, что еще?… Канцелярия… отпечатки пальцев… да, пальчики – это проблема… Их через лупу сличают с теми, что сняли в первый день… Эх, пальчики-пальчики, в них-то и есть последняя заковыка…»

– Ты разговариваешь сам с собой?… – удивился Пралине.

Очевидно, Олэн ненароком шевельнул губами. Он прижал к ним почерневший ноготь.

– А с тобой, что, такого не бывает?

– Да… то-то и забавно… Все наши под Аустерлицем вечно бубнят себе под нос…

«Прелестно», – подумал Олэн. Перед сном Пралине достал календарик и вычеркнул еще один день.

– Я чиркаю ночь наперед, сечешь? Так вроде бы дело идет малек быстрее…

– Сколько тебе еще осталось? – равнодушно осведомился Олэн.