Татьяна Степанова - Душа-потемки

И все же чего она так испугалась вот сейчас? До дрожи, до выступивших на висках капелек пота? Чьих-то шагов? Только ли этого?

Одно маленькое «но»…

– Спасибо, извините, я еще хочу тут все осмотреть. – Катя по лестнице начала подниматься на третий этаж.

«Мужской» отдел – это сейчас, а в восьмидесятом что тут продавали? Гущин сказал, что продавщицу мороженого нашли возле ступеней лестницы. Видимо, с ней тогда у того, кто это сделал, вышло что-то не так, как он задумал. Она пыталась бежать. И он погнался за ней… настиг и нанес ножевые раны.

Тридцать лет назад…

Кровь давно высохла на этих мраморных ступеньках.

Какой тусклый тут свет, или для мужчин-покупателей и такой сойдет? Катя посмотрела вверх – потолок забран пластиком, нет уже той, былой лепнины. Мужские костюмы и пальто, отдел мужской обуви, мужская кожгалантерея. Катя снова направилась к лестнице – тут надпись: «Проход закрыт», старые зеркала в нишах, смотрят на лестницу, а внизу их сняли. Нет, на четвертый этаж и выше лучше попасть другим путем.

Она прошла мужской отдел насквозь. И не встретила на своем пути ни одного покупателя. Продавщица – она же кассирша, в летах, полная. Стоит как статуя, положив руки на прилавок.

А где здесь галстуки? Вот они – выставлены в коробках на стеллаже. Самых модных расцветок, итальянские, стильные до дрожи. Но их никто не хочет покупать.

Кто-то из экспертов, помнится, говорил, что «галстуком душить, как и чулком, – самое милое дело».

Катя прошла мимо мужских примерочных. Если она права, тут тоже должна располагаться дверь на черную лестницу. Заперта?

Открыта. Здесь все внутренние двери открыты. Заперты только, как вчера говорили сотрудники МУРа, подвальные склады, тот «второй» подвал и сам универмаг. Во внутреннем пространстве перемещаться можно совершенно свободно, нельзя лишь выйти на улицу.

Но убийца покинул здание. И тогда тоже, в июле восьмидесятого…

Катя оглянулась – налево огромный отдел «Тысяча мелочей» – стеллажи, стеллажи, нет, туда мы не пойдем, она потянула дверь на себя и вышла на черную лестницу. Вот так, и никто, кажется, этого не заметил.

Тут уж никакого ремонта… С незапамятных времен. Стены в облупившейся зеленой краске, крутые гранитные ступеньки и лифт – старый с железной дверью. И не грузовой и не пассажирский, старый…

Катя потянулась к ручке лифта, нажала, открыла, вошла в кабину. Как во сне… Эти щербатые стенки, дуб, дерево…

Нет, нет, не хочу, пусти, пусти меня, нас тут закроют!

Дверь с лязгом захлопнулась и…

Старый скрипучий лифт медленно начал подниматься на четвертый этаж.

Пусти, нянька, пусти меня, не хочу, нас тут закроют!

Нас закроют…

Да открой же ты эту чертову дверь! Я замерзну тут насмерть!!

Катя…

Она ощутила, что ей не хватает воздуха, – здесь, в этой кабине. Лифт остановился, и она ударила в дубовые створки, они подались, открылись словно бы нехотя, а потемневшая металлическая ручка… она не опустилась вниз, когда Катя нажала на нее изо всей силы. Лифт превратился в ловушку.

Вроде бы что паниковать – подумаешь, застряла в универмаге днем, где весь персонал на рабочих местах, – кричи, и тебя выпустят, откроют…

Но Катя… сердце колотилось в ее груди, сердце останавливалось, и воздуха не хватало.

Она ударила изнутри по створкам что есть силы, едва не разбив стекло… То чертово стекло балконной… да, да, именно балконной двери…

Трескучий мороз. Февраль …

Да открой же ты эту чертову дверь! Выпусти меня, я же замерзну тут насмерть!

Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание… силуэт… тень…

Там, за дверью старого лифта…

Нет, за той самой балконной дверью , разукрашенной седым инеем февральского мороза.

ОТКРОЙ… ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА, ИБО Я ПОГИБАЮ …

Подожди… подожди… постой, это мы сейчас, мигом…

Ах, черт, тут пыль… А у тебя платье белое, как у невесты… как назло…

Ничего, это мы сейчас устроим… Эй, все в порядке? Ну вот, и глаза открыла…

Катя… Она ощущала, что парит над землей. Кто-то подхватил ее и поднял высоко-высоко. И нет ничего кругом, только пыль поднимается от земли, и от пыли этой першит в горле.

И еще что-то теплое под щекой… И что-то стучит прямо в ухо, бьется…

Чье сердце?

Она открыла глаза, окончательно очнувшись после обморока, и…

Высокий потолок с грязной лепниной, ободранные стены и чье-то лицо… мужское лицо…