Андрей Молчанов - Канарский вариант

– Погодите, - сказал Одинцов. - Я вчера по шоссе ехал, видел рыбацкий поселок с пирсом… А потом на карту взглянул - он же отсюда практически по перпендикуляру приходится… Так чего мы горючку жжем, лишние мили нарезаем? Идем туда, договоримся с народом о парковке… А по шоссе на «Мерседесе» - двадцать минут от дома…

– Мысль, - сказал Вова.

И резвые винты «ямахи», взбив клокочущую пену, вздернули нос катера, устремив его в сторону неразличимого, застланного океанской ширью, берега.

– А ты умел плавать, папа, - задумчиво молвил Игорь, ловя растопыренной ладонью секущие капли летящей из-под киля воды. - Тут на катере пока докувыркаешься - чокнешься…

– Это был вопрос желания, - сказал старик.

– Какого? - попросил уточнить Игорь.

– Наверное, желания вернуться сюда на плавсредстве со своими потомками… Еще вопросы есть?

В рыбацкую деревеньку они прибыли как раз к окончанию сиесты.

Пообедать решили в кабачке, располагавшемся на втором этаже старинного двухэтажного строения, громоздко высившегося над однообразными беленькими домишками на круче мощенной булыжником улочки.

Василий, взяв на себя обязанности переводчика с испанского, разъяснил хозяину кабачка - пожилому усатому толстяку с лобастой плешивой головой, не понимавшему, как и все сельские жители, английский язык, необходимость устройства катера в здешней гавани. Толстяк на таковое намерение отреагировал положительно и весьма оживленно. Радушие кабатчика имело, впрочем, меркантильные корни.

Любезным жестом пригласив толмача к окну, владелец заведения указал на видневшуюся за дюнами водонапорную мельницу, пояснив, что данное сооружение - его бесполезно простаивающая собственность, вход в которую снабжен крепкой дверью, и за умеренную плату в пятьдесят долларов в месяц он готов сдать героям-подводникам бастион в качестве склада для оборудования.

К мельнице примыкала полуразрушенная пристройка, в которой, по словам кабатчика, - в так как себе средние века проживали монахи-францисканцы и конкистадоры.

За сохранность катера предлагалось не беспокоиться: искусственный заливчик, отделенный от океанских свирепых валов массивными, наваленными друг на друга бетонными тетраэдрами, перегораживался на ночь стальной трубой, фиксируемой на вмурованных в прибрежных валунах сваях.

Залив хорошо просматривался, и появление любого чужака было бы сразу замечено.

Однако, как пояснил кабатчик Василию, случаев воровства здесь и не помнили: остров есть остров, все на виду… Кроме того, испанские уложения о наказаниях, ведущие свою историю от времен инквизиции, особенной гуманностью порадовать жуликов не могли. Помещение мельницы хозяин использовал как мастерскую: здесь был верстак с тисками, различные инструменты, лопаты и кирки, а подземный ход вел в подвал, где хранились бочки с домашним вином.

Компания осталась дегустировать местные напитки, а Одинцов, поймав такси, покатил в город.

Он хотел побыть один. Хотел разобраться в себе, в той новой жизни, что несла его в неведомое будущее, трепетно и смутно предполагаемое в каких-то неопределенных прогнозах, хотя в одном он уверился прочно: к прошлому уже не вернуться. Нельзя возвращаться. Нельзя, как бы ни было трудно, какие бы препятствия ни ожидали его. Он должен идти напролом или же карабкаться из последних сил, но двигаться только вперед; он еще сильный мужик, и как бы ни диктовало слабоволие вернуться на брошенные рубежи - в московскую обжитую квартирку, к старым друзьям и связям, - он обязан отринуть прежнее существование, чьей основой было усердное выживание, но никак не полноценная жизнь. А полноценная - значит, вольная.

Когда-то он подсчитал, что средняя жизнь человека равна всего лишь четыремстам тысячам часов. Всего-то…

Ныне у него оставалось менее половины первоначально отведенного лимита. А контрольное устройство, внятным сухим щелчком указывающее на минимальный жизнезапас в баллонах, в сухопутном плавании частенько не срабатывает. А потому следует поднять все паруса!

Конечно, со временем - и весьма скорым, необходимость продолжать бега отпадет, полковник Одинцов сможет спокойно прийти в ту же контору за пенсионным удостоверением, но только подобное - успеется, и на родную землю он возвратится, чтобы лечь в нее…

Пройдясь по набережной, уселся на скамеечку, глядя на пляж, усеянный грибками солнцезащитных зонтов и бронзовыми телами купальщиков.

Над океаном дрожало золотистое марево. Косые паруса яхт, облитые солнцем, белели на синем горизонте глубокой воды.