Андрей Молчанов - Канарский вариант

Рядом с Одинцовым сидела какая-то женщина, читавшая газету.

Не без некоторого удивления он, присмотревшись, уяснил, что газета отечественная, датированная вчерашним числом.

– Простите, вы… из России? - спросил механически, но еще прежде, чем вырвались эти слова, лицо его словно обдало внезапным лихорадочным жаром, и, пристально и завороженно глядя в ее зеленоватые, растерянные от нежданного вопроса глаза, он, обмерев, понял:

«Вот! Она!»

– Да, из России. - Интонация была отчужденной, но и парадоксально доброжелательной. Или так ему показалось?

«Она!»

Его захватило какое-то нутряное, безошибочное чувство обретения того, к чему подсознательно шел всю жизнь.

Впрочем, такое уже однажды случилось…

Когда-то, в другой жизни. Он ехал в автобусе и увидел женщину. И также пронзительно понял: вот, нашел! И надо немедля подойти, заговорить, ни в коем случае не дав ей затеряться в толпе за сомкнувшимися на остановке дверьми…

Но в руках Одинцова была какая-то дурацкая авоська, из которой выглядывал мороженый рыбий хвост, он был одет в старое неуклюжее пальто, специально предназначенное для автобусной толчеи, а дома его дожидалась законная супруга - с ужином и гостеприимно распахнутым халатиком.

Незнакомка же смотрела на него выжидающе и внимательно. Она тоже понимала: вот он…

А он… отвел глаза в сторону и, когда уже она выходила на остановке, воровато покосился ей вслед, поймав взгляд, в котором с удрученной насмешкой читалось: что же, ты…

И эта давняя немая встреча, ниспосланная, конечно же, свыше, долго и мучительно досадно грызла его пустотой своего исхода.

Вторично отвергать благосклонно предоставляемый судьбой шанс он не желал.

– Здесь продают русские газеты? - спросил с вымученной иронией, глядя на русую милую челку и нежную кожу щек, покрасневшую от настырно дующего бриза.

– Нет, заехал приятель мужа, привез… Хотите почитать?

– Захватывающие новости об очередных убийствах и о злодеяниях наших коррупционеров? Нет, наверное… - Он покачал головой. - Это чтиво вызывает у меня неизменно безответный вопрос: может ли наступить конец света в одной отдельно взятой стране? Она усмехнулась. Спросила без интереса:

– Отдыхаете здесь?

– Живу… Вроде бы как.

– А вот это действительно новость… - Она изучающе посмотрела на него. - Думала, я здесь одна такая… Из России, имею в виду. Впрочем, я здесь с ребенком и с сестрой мужа… Так что - не одна…

– А что же муж?

– Муж… - Неопределенно качнула плечом. - Муж когда-нибудь тоже присоединится, надеюсь. А пока живет в Ленинграде, Питере то есть. Работает…

– Я понял, - сказал Одинцов. - Правильное решение.

– Что вы поняли?

– Что лучше и проще, - кивнул на газету, - заботиться лишь о собственной безопасности и не звонить каждые полчаса домой, справляясь, все ли живы, вернулся ли ребенок с улицы…

Она не ответила, напряженно вглядываясь в океанскую даль, словно пытаясь различить в ней лишь одно ей ведомое.

– Послушайте, - произнес он. - Я… безо всяких, поверьте…

– Вы хотите меня куда-нибудь пригласить, - подсказала она безучастно.

– Да, - подтвердил он. - С искренним уважением ко всем обязательствам вашего брака.

– Врете.

– Знаете… - Он улыбнулся смущенно. - Что, если я возражу вам такой вот фразой: «Я практически вас не обманываю»?

Она рассмеялась.

– Хорошо. Угостите даму мартини?

– Как вы думаете, каким будет ответ? Кстати: меня зовут Сергей.

– Вера… - Она протянула ему тонкую, нежную ладонь.

– А сестру зовут Надеждой? Или Любовью?

– Сестру зовут Леной. Вы… - Она с секунду помедлила. - Какая у вас профессия? Если не секрет, конечно…

– А угадайте, - сказал Одинцов.

– А вот не могу, потому и спрашиваю.

– Вообще-то родом мы из КГБ, - со вздохом произнес он и, уловив не то чтобы испуг, но явную обескураженность в ее глазах, добавил: - Да вы не бойтесь, это не заразно…

– И вы меня опять практически не обманываете, да?

Фире Моисеевне потребовалась неделя, чтобы отойти от шока, в который ее ввергли внезапно нагрянувшие из жуткой страны варваров и бандитов страшные посетители, нагло захватившие половину столь милой ее сердцу испанской недвижимости.

А ведь как славно и безмятежно все начиналось!

Впервые в жизни у нее появился собственный дом у теплого иностранного океана, банковский счет и машина; впервые в жизни она ощутила себя состоятельным, не должным ежечасно бороться за унизительную корку хлеба человеком; а те мерзкие толстосумы-кровососы, пускай и обманутые ей, остались в далекой тюрьме народов, разграбляя ее остатки и колошматя друг друга из пистолетов и автоматов.