Владимир Константинов - Страх

— А что бы вам того… не поработать на этого… На меня не поработать? — вдруг сказал Сосновский.

Предложение было настолько неожиданным, что я буквально онемел от изумления, Теперь я понимал ещё меньше чем когда бы то ни было. Зачем ему это? Ему что, некому подлянки делать? По-моему, он их утраивает всей стране и довольно регулярно.

— Почему вы того… Молчите почему?

— Я посчитал, что вы неудачно пошутили.

— Нет, я это… Серьезно это. Так как?

— И в каком же качетве? Если в качестве боксерской груши для ваших ребят, то нет, я не согласен.

— Зачем же… Приличную найдем… Должность приличную… Сколько вы там… — Олигарх отчего-то показал на окно. — Получаете? Сколько?

— Мне вполне хватает, — ответил я уклончиво. — И потом, я же не из-за денег, а по идейным соображениям.

— А, бросьте! — пренебрежительно махнул рукой Сосноывский. — Чего уж тут… Передо мной?… Чего? Я в десять раз больше, ага… Машину… Квартиру… Все будет… Сразу будет. Так как?

— Я не могу вот так, с кондачка решить такой важный для себя вопрос, — ответил я, пытаясь выиграть время и все как следует обмозговать. Я был настолько напуган предыдущим, что очень не хотел оказаться по своей глупости в новом дерьме.

Сосновский неожиданно легко со мной согласился.

— Это конечно… Это я понимаю… Надо подумать… Думайте… Надумаете, я всегда… К вашим этим… Услугам вашим, ага… Всегда, так сказать. — Сосновский встал. — Не смею того… Задерживать, ага.

Полный противоречивых чувств я покинул кабинет олигарха. Не верил я этому черту лысому, ни одному его слову не верил. Определенно.

Меня вернули на базу отдыха, где я продолжил мыслительную деятельность, если то, что я ношу на плечах, ещё способна родить что-то конструктивное. Вряд ли. Но надо попытаться. Иной альтернативы у меня нет. Да, здорово я отличился. Так отличился, что этот позор теперь до конца дней моих будет приходить ко мне в кошмарных снах. Меня эта дура молохольная эйфория подвела. Что б ей пусто было. Раскудахталась зараза: «Ах, какой умный! Ах, какой замечательный! Ах, какой крутой парнишка! Прям сибирский уокер!» И ведь по прежнему опыту знал, что стоит только послушать эту дуру, как окажусь в дерьме. Но, похоже, что прежний опыт лишь Сосновскому полезен, а Беркутову он до лампочки. Учит этого бедолагу жизнь, учит, а ему все, что об стенку горох — то поступит в партию, то наступит в дерьмо. Ну да ладно, хватит самокритики, пора думать о том, как без посторонней помощи выбраться из пасти дракона.

Итак, почему олигарх мне предложил трудоустройство? Я вроде бы не безработный и в его благотворительности не нуждаюсь. Допустим, что я откажусь. Что тогда будет? Тогда он, как пить-дать, меня убьет. Вернуть меня в таком виде жене и родному коллективу ему совесть не позволит. И что же все это значит? У меня нет иной альтернативы, как согласиться, так что ли? Похоже, что так. И все же, зачем я со своим кляйне маленьким умишком ему понадобился? Ведь кажется одержал надо мной полную и безоговорочную победу, наплевал в душу, уничтожил, как личность, насладился моим унижением. Чего же еще? О чем ещё может мечтать такой человек, как Сосновский? И мало-помалу я начинаю понимать психологию олигарха. Да, ему все это мало. Ему надо окончательно сломить мою волю и превратить в своего раба, в живой ходячий экспонат своей власти, могущества и изворотливости ума, умеющего превращать даже самого строптивого в последнее чмо и ничтожество. Чтобы, проводя очередную делегацию по залам своего дворца, он мог указать на меня и снисходительно сказать: «А это мой раб Дима. Когда-то был ну очень строптивым, даже пытался со мной воевать. А теперь видите, что от него осталось? Дима, ко мне! Сидеть! Лежать! Лизни у того дяди ручку. Укуси вот ту тетю за задницу. Молодец!» Да, похоже, именно в этом все дело. Главное — понять психологию противника. Это уже кое-что. А затем уметь её использовать с пользой для себя. Это мне ещё предстоит. Так что, ничего ещё не кончено, господин хороший, олигарх ты занюханный. Мое согласие на тебя вкалывать, будет началом твоего конца. Это я тебе обещаю и где-то по большому счету даже гарантирую. Определенно.

Ночью Калюжный завернул труп жены в старенький ковер, отвез на Гусинобродское кладбище и закопал между свежих захорониний, отметив место двумя зарубинами на березе.

Он постоял над тем местом, где спрятал труп жены, поплакал, чуть слышно проговорил: