Владимир Константинов - Жертва мистификации

* * *

Первое прочтение пьесы произвело на Светлану неприятное впечатление, вызвало раздражение. Сюжет показался абсолютно надуманным и неправдоподобным. Группа бедствующих актеров решила завладеть состоянием молодого преуспевающего бизнесмена и разыграла отвратительнейший спектакль с целью довести его до самоубийства. И негодяям удалось совершить задуманное. В конце-концов нервы того не выдержали и он сбросился со скалы. Негодяи торжествовали. Банальность и пошлятина! Впрочем, актерам здесь есть, что играть. Невзыскательные зрители будут в восторге. Пьеса рассчитана именно на них. Но для чего все это? Какова сверхзадача в этом абсурде? Похоже, сейчас о ней прочно забыли.

Однако, работа есть работа. Ее послали сюда не для того, чтобы наводить критику и подвергать ревизии современный театр. Ей предстоит попытаться выяснить — имеют ли работники театра отношение к убийствами актеров труппы и убийствам Аристархова и Шмыгова. А для этого придется потерпеть временные неудобства, связанные с несовершенством современной драматургии. И Светлана принялась учить роль.

Ровно в десять она была в театре. Небольшой овальный зал с пошарпанными старыми креслами вмещал триста пятьдесят, от силы, четыреста зрителей. Под высоким лепным потолком висела огромная хрустальная люстра. Но хрусталь был настолько грязен и черен, что не отражал, а, скорее, поглощал свет. Сцена была небольшой, но уютной.

Все актеры, участвовавшие в репетиции, находились на сцене. Там же был и Янсон. Увидев Светлану, он замахал рукой, подзывая.

— Марианна Юрьевна, проходите, пожалуйста, на сцену.

Под любопытными и оценивающими взглядами актеров Светлана поднялась на сцену.

— Здравствуйте! — сказала она. Ей недружно ответили.

— Господа! — несколько напыщенно и театрально-торжественно проговорил главный режиссер. — Разрешите вам представить новую актрису нашего театра Максимовскую Марианну Юрьевну. Прошу любить и жаловать.

К Светлане подошел рослый плечистый молодой мужчина с красивым мужественным лицом и с легким смешком хорошо поставленным баритоном проговорил:

— Привет, женушка! Я — Владлен Петрович Земляникин. Чтобы не было кривотолков, предлагаю сразу оформить наши отношения. Или слабо?

— Оформить — чего, простите? — Козицина сделала вид, что не поняла намека.

— Оформить наши отношения, так сказать официально.

— Это как?

Улыбка у Земляникина была уверенной и нагловатой. Этакий самоуверенный и самовлюбленный нарцисс. Его поведение не оскорбило её, нет. Стоит ли оскорбляться на какого-то пошляка. Но разозлило.

— Сочетаться законным браком, — сказал он.

— Вы думаете это возможно? — насмешливо спросила она.

— Уверен.

— Послушайте, Владлен Петрович, это вы что, вошли в образ, или на самом деле такой?

— Какой?

— Хамоватый.

Улыбка на его лице приказала долго жить, а от былой самоуверенности не осталось и следа. Избалованный вниманием женщин, он никак не ожидал подобного поворота событий, растерялся и не нашелся, что ответить.

— Браво, Марианна Юрьевна! — захлопал в ладоши Янсон. — Этого пижона давно следовало как следует проучить, но не находилось человека, кто бы отважился это сделать.

— И все же, я больше чем уверена, что вы просто вошли уже в образ вашего героя, — миролюбиво улыбнулась Светлана. Ссориться с первой встречи с ведущим актером театра явно не входило в её планы.

— Ну-ну, — криво и мстительно усмехнулся Земляникин. Смерил её с головы до ног взглядом. — Да вы ещё оказывается и психолог? Это уже интересно. — Он отошел от неё с таким видом, будто давал понять, что разговор между ними ещё далеко не окончен.

«Дура безмозглая!» — мысленно обругала себя Козицина. Едва появилась в театре, как уже успела обзавестись недоброжелателем.

К ней подошла хрупкая девушка с круглым курносым лицом, обрамленным светлыми кудрями. Большие глаза её смотрели на Светлану наивно и восторженно. Она протянула ей руку по-детски — ладошкой вверх.

— Людмила. Очень приятно! Надеюсь, будем дружить.

— Я тоже очень на это надеюсь, — улыбнулась Козицина, пожимая руку. Людмила наверняка исполняла в спектакле роль «школьницы» Катеньки.

Людмилу сменила жгучая красавица лет тридцати — тридцати пяти. У неё была великолепная фигура с несколько чересчур развитой грудью, а надменное лицо настолько совершенно, что казалось безжизненным, нереальным. Впечатление это усиливал неподвижный взгляд её темно-синих глаза. Будто перед Светланой стояла не живая женщина из плоти и крови, а восковая фигура. Эта наверняка играет роль красавицы Эльвиры Петровны — светской львицы.