Владимир Колычев: Дважды коронован

– Не вопрос. – Фурман начал расстегивать пуговицы.

– Зойка тебе не какая-то там! Зойка всегда может за себя постоять! И не таких обламывала! – бахвалилась она.

Но в этот раз обломали ее саму. Сняв куртку, Фурман неожиданно ударил ею по стволам. Обрез выскочил из Зойкиных рук, она так и не успела выстрелить.

Фурман поднял руку и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Зойка отшатнулась, но Косой, подхватив, удержал ее. А Фурман поднял с дивана обрез и направил его на взбесившуюся бабу.

– Заряжен?

– Да! – в ужасе схватилась за голову Зойка.

– Сейчас проверим!

– Не надо! – Она крепко зажмурилась.

– Ты на кого наехала, сука?

– Я просто...

– Что – просто?

– Пошутить хотела.

– Я думал, ты просто тутка, – с высоты своего величия ухмыльнулся Фурман.

– Хочешь, буду проституткой?

– Может, и хочу, – смилостивился он и свободной рукой показал на дверь в соседнюю комнату. – Давай туда! И чтобы на тебе ничего не было, когда я приду!

Зойка согласно закивала и на полусогнутых шмыгнула в соседнюю комнату.

– Это тебе! – с улыбкой пьяного идиота протянул ему наполненную стопку Косой.

– Заслужил! – хмыкнул Горемыка.

Но в тот же миг ему стало не до смеха. Фурман направил на него стволы, шевельнул пальцем на спусковом крючке.

– Эй, ты чего? – обомлел Горемыка.

Не отвечая, Фурман взял в прицел Косого.

– А ты почему Зойку не остановил? – Вопрос прозвучал зло, с осуждением.

– Э-э... Она же дура. Пальнуть могла...

– И я пальнуть могу! Не веришь?

– Э-э... Нельзя так!

– Мне можно. Мне человека завалить, как два пальца об асфальт!

– Слышь, не надо... – мотнул головой Горемыка.

– А ты чего за меня молчал? – наставив на него стволы, свирепо спросил Фурман. – Зойка меня завалить хотела, а ты молчал! Скажи, кто ты мне после этого?

– Да не стала бы она стрелять, – опустив голову, подавленно буркнул Горемыка.

– Козел ты! И ты, Косой, козел... Ладно, на первый раз прощаю. Еще раз повторится такое, пристрелю! Вопросы?

– Все, мы так больше не будем, – совсем скис Косой, продолжая держать в руке стопку. Рука так тряслась от страха, что половину водки он разлил.

– Не будем, – размяк и Горемыка.

– Что ж, тогда – мир и дружба! – Фурман забрал у Косого стопку и с молодецкой бравадой осушил ее.

– Как там с ней на лыжах? – кивнул он в сторону комнаты, где скрылась Зойка. – На поворотах не заносит?

– Да нет, все путем, – расплылся в улыбке Косой.

– И на лыжах ништяк, – в том же духе отозвался Горемыка. – В паруса дует, будь здоров. Давай, не теряйся!

– А кто теряется? У меня с этим без проблем!

В соседней комнате мебели не было вообще. Хлам по углам, грязный матрас на замусоленном полу, а на нем Зойка – в чем мать родила. Лежит на спине, ноги согнуты в коленях и разведены в стороны. Несвежая она, затасканная, но все равно у Фурмана дух захватило – ведь он впервые видел перед собой живую голую женщину, которой можно овладеть прямо сейчас. Прямо здесь.

Но перевозбуждение сыграло с ним злую шутку – стоило ему раздеться, как желание вдруг умерло. И как ни пыталась Зойка оживить его, ничего не выходило...

Уж лучше бы он застрелил ее, чем такой позор.

«Киндзмараули», «Саперави», «Хванчкара»... Вино из самой Грузии, из лучшего винограда, настоянное на солнце, сдобренное чистейшим горным воздухом. Джумбери смотрит на все это богатство с показным восторгом, ему сейчас не до вина. Ему бы вмазаться, по вене ударить. Да и сам Ростом не прочь ширнуться.

Баня роскошная – гранитный пол, мраморные колонны, греческие фрески на стенах. В трапезной накрыта роскошная поляна, здесь только Ростом и Джумбери. Девочки уже заказаны, ждут своего часа, но сейчас не до них. После парилки хорошо бы взбодриться, а для этого у Ростома есть морфий. Аптечный, в ампулах.

Вино принято расхваливать, подслащивать его вымыслами, легендами, замешивать на нем тосты. Но с наркотиками все по-другому. Ростом просто достал ампулу, шприцы, молча зарядил один, протянул его Джумбери, второй приготовил для себя. Не надо ничего говорить, нужно просто колоться...

Доза оживила Джумбери. Даже парилка не смогла снять бледность с его лица, а сейчас щеки его порозовели.

– Спасибо тебе, дорогой, хорошо меня встретил. Вижу, что уважаешь...

– А как ты думал, Джум! Дни считал, когда ты выйдешь. Мы же с тобой братья, должны заботиться друг о друге.

– Правда твоя, Ростом. Если не будем держаться друг друга, сожрут. Тяжелые времена настали. Но ничего, я все равно рад, что на свободе. Ты же знаешь, у меня за колючкой настоящий санаторий. А здесь опасно. Да, опасно. Но ты должен понимать, что я ничего не боюсь. Стар я уже, чтобы бояться...