Алексей Ракитин - Бриллиантовый маятник

Ссылки обвинения на подозрительные сношения Мироновича с Боневичем так и не создали впечатления реально существовавшего заговора полицейских. Своего многолетноего знакомства с Боневичем подсудимый никогда не скрывал и само по себе это знакомство ни в чем его не уличало. Если Боневич, как хороший приятель подозреваемого, не был отстранен от участия в следственных процедурах, то это скорее бросало тень на саму полицию, не утруждавшую себя соблюдением требований закона, нежели Мироновича.

Безусловно, весьма драматичным эпизодом суда явилось глубоко продуманное выступление князя Александра Ивановича Урусова. Гражданский истец доказывал виновность обвиняемого и был в этом бескомпромиссен. Человек большого ума, аналитического мышления, замечательный полемист, Урусов был очень сложным противником и, по мнению Шумилова, один стоил всей столичной прокуратуры. В принципе, логические построения Урусова показались Шумилову весьма убедительными. Урусов обратил внимание присяжных заседателей на множество подозрительных деталей, но походили они, скорее, на нерасторопность полиции во время расследования, нежели на хорошо организованный Мироновичем саботаж.

Повторным рассмотрением «дела Мироновича» суд не нашел оснований для осуждения обвиняемого. Тот самый доказательный материал, на основании которого предыдущий суд приговорил Мироновича к каторжным работам, теперь был признан недостаточным для его обвинения. Подсудимый был освобожден из — под стражи прямо в зале суда.

Адвокаты и сам Миронович торжествовали. К ним бросились знакомые, родственники. Кто — то плакал, кто — то смеялся и протягивал к освобождённоу узнику руки. Подошёл к нему и Шумилов, пожал руку, кратко сказал:

— Я очень рад. Моя фамилия Шумилов и я определённым образом был связан с Вашим делом.

— Да — да, я знаю Вас, — пробормотал Миронович, — Николай Платонович мне рассказывал…

Ему не позволила договорить пожилая женщина, видимо, сестра, поцеловавшая в губы.

Шумилов поспешил уйти; он не хотел приглашения в ресторан, с одной стороны потому, что не знал семью Мироновича, а с другой, потому, что вообще не любил шумные гульбища. Посидеть вечерком у камина со вторым томом «Истории Рима» Моммзена, что может быть лучше? Только если вместо второго тома взять в руки третий..

Шагая по набережной Фонтанки, Шумилов обращался мысленно к столь неожиданно завершившемуся запутанному дело об убийстве 13–летней еврейской девочки Сарры Беккер. Как ни крути, а всё же не хватало в нём логического конца. Девочка убита, а убийца остался не наказан, кроме, разве что сибирской ссылки Безака, который, строго говоря, убийцей и не был. В этом крылся определенный парадокс: единственным наказанным оказался человек, который не был на месте преступления и даже в глаза не видел жертву. Жизнь, впрочем, вообще парадоксальная штука и не Шумилов первый это заметил. Вполне возможно, что Миронович, следуя позывам своего неуемного сладострастия, действительно «подбивал клинья» под юную Сарру, подготавливал её постепенно к роли любовницы в недалеком будущем. За это его можно морально осуждать и даже обвинять в нарушении нравственных норм. Но судить за убийство — это совсем другое. Сарру Беккер Миронович не убивал, в этом у Шумилова не было сомнений. Её убила Семёнова. Первый суд обвинил её в сокрытии следов преступления, но признанием психического нездоровья по сути вывел из — под угрозы уголовного преследования. И получилось, что она осталась совершенно безнаказанной. Почему порок не попран? Где же она, торжествующая справедливость?