Владимир Колычев - Нет жалости во мне

Алик в ответ ничего не сказал. Душевное состояние было такое – не то что говорить, думать ни о чем не хотелось.

Сашка назвала адрес, и таксист отвез их к ней домой. Слезы брызнули у нее из глаз, когда она зашла в квартиру.

– А ведь он может все это отобрать! – сокрушенно всплеснула она руками. – Ну, как же так, я лучшие годы ему отдала!.. И все из-за тебя! Ну, какого черта ты появился?

В другое время Алик влепил бы ей пощечину, чтобы сбить первый вал истерики. Но сейчас он понял, что у него не поднимется рука ударить ее... Что-то в нем сломалось... А может, напротив, срослось?

– Мы оба влипли. Вместе и выкручиваться...

– Ты должен жениться на мне! – возмущенно взвыла Сашка. – Поверить не могу – я должна выйти за тебя замуж!.. Да я лучше повешусь!

– Тебе помочь?

– Что помочь?! – опешила она. – Повеситься?! Ну, в этом ты можешь помочь, кто бы сомневался!

– Не переживай, брак будет фиктивным.

– Как это фиктивным?!!

Если ее протест против замужества слегка отдавал запахом липы, то это возмущение было натуральным.

– Мне придется развестись с Катькой, но это будет фиктивный развод. Она, как была, так и останется мне женой...

Алик действительно так считал. Любил он Катьку или нет – дело другое, но она столько для него сделала, что невозможно передать словами, как он был ей благодарен. Страшно подумать, как объяснить ей, что такое развод...

А объясняться пришлось. И в тот же день.

Катька знала о его интриге с Сашкой, но одно дело догадываться, и совсем другое, когда муж признается в измене. Алик же выложил ей все как на духу.

– И это еще не все... Я убивал людей... Касатон заказывал, а я убивал...

Его трясло изнутри, как от сильного жара. Пот градом лил со лба, как будто правдой заливая глаза. Хотелось говорить и говорить... И он говорил, признавшись во всех своих грехах и перед людьми, и перед ней самой...

Кое о чем он забыл. Например, о том, что переспал с Катькиной сестрой. Но когда он об этом вспомнил, жар прошел и наступило спокойствие, подобное темному, еще не просветлевшему после грозы небу. Вроде бы и не искрит больше, дождя нет, а все равно мрак... Алик решил, что про Таньку ей лучше не говорить.

– Теперь ты знаешь, какое я чудовище, – покаянно заключил он.

Катька ответила в привычном для нее духе:

– Но я же тебя люблю.

Правда, прежде чем сказать это, долго думала, целых две сигареты успела выкурить.

– Поверь, я не хочу больше... Даже с Сашкой спать не буду.

Чем тише становилось на душе, тем сильней он удивлялся своей искренности. И все меньше сомневался в том, что повредился рассудком.

– Даже? – настороженно посмотрела на него Катька.

– Она должна стать моей женой.

– Должна?!

Алику пришлось рассказать ей и о ситуации, в которой он сегодня оказался, о том, как ему предложили выйти из нее с наименьшими для него потерями.

Катька чуть не лопнула от возмущения.

– Твой Касатон с ума сошел!

– Это называется хорошей миной при плохой игре. Если бы при такой игре он показал бы плохую мину, меня бы здесь не было. А так он хоть как-то оправдался перед собой... Кстати, он не только мой, но и твой! Если я сделаю что-то не так, достанется и тебе. Все мы под ним ходим...

– Мама, конечно, будет рада, что мы разведем-ся... – в раздумье проговорила Катька. – Но я не хочу!

– Обещаю, как только все утрясется, вернем все обратно. Сашку – побоку, а мы – в загс!

– В загс мы и так пойдем. А потом ты с ней... Она станет твоей женой. А кто она такая? Что она для тебя сделала?

– Никто и ничего.

– И ты не будешь с ней спать?

– Обещаю, что спать с ней не буду. Не буду спать, – покачал головой Алик.

– И ты сможешь выполнить свое обещание?

– Ради нашей любви.

Не любил он Катьку, но ему хотелось сделать ей хоть что-нибудь приятное.

– Ты меня любишь?

– Да.

Вряд ли она ему поверила, но счастливая улыбка тем не менее засветилась на ее лице.

– Тогда – еще одно условие. Она не должна брать твою фамилию... А когда мы снова распишемся, я возьму твою... И ребенка тебе рожу...

– Договорились.

– А еще лучше, я сама с ней поговорю.

– А вот этого не надо, – покачал головой Алик. – Когда вернемся, тогда и поговорим...

– Вернетесь?! – встрепенулась вдруг Катька. – А вернетесь?

– Вернемся. Когда все уляжется...

– Что уляжется?

– Ну, может, Касатон сгинет. На него Москва конкретно напирает. Он говорит, что разобрался с этим, но мне кажется, что это не так...

– Касатон сгинет... А если ты сам сгинешь?