Павел Шестаков - Игра против всех

Мазин не собирался удивлять доктора, но тот посмотрел на него почти с восхищением:

— Об этом никто не знал!

— Кроме вас и Зайцева?

— Мы тоже не были уверены. Я надеялся, что это временное, нервное… У него только начиналось.

— Когда появились симптомы болезни?

— С год…

— И Зайцев поделился с вами? Что вы ему сказали?

— Видите ли, я не психиатр, не невропатолог. Я не был уверен, и пытался его успокоить, считал, что это еще не наверняка.

— Он обращался к специалисту?

— Думаю, что нет.

— Почему?

— Он стыдился. Он всегда боялся неполноценности. Надеялся, что пройдет, что это от переутомления. Никому не говорил. И просил меня тоже молчать…

Устинов был в фартуке, в руке у него Мазин увидел головку луку и вспомнил, что бухгалтер — старый холостяк.

— Константин Иннокентьевич, я, кажется, не вовремя…

— Если вы согласны расположиться на кухне, я смогу закончить свое дело и ответить на ваши очередные вопросы.

— Охотно расположусь на кухне, — сказал Игорь, искренне обрадовавшись, что Устинов встретил его без бурчания.

«И к нам люди привыкают», — подумал он.

— Пахнет у вас завлекательно.

— Пельменями решил побаловаться. Магазинных, простите, не признаю. Коренной сибиряк. Грех мне полуфабрикатами пользоваться.

Говорил он спокойно, без тревоги.

— Визит мой аппетита вам не испортит?

— Зачем же? Я уже имел честь доложить вам, уважаемый Игорь Николаевич, что ведомство ваше заподозрило меня совершенно напрасно. Так что тревожиться не вижу оснований.

Кухня у Устинова была небольшая, но уютная, похожая на хорошо обжитую комнату. Хозяин, видимо, проводил здесь немало времени и следил за порядком. Все было беленькое, чистенькое, посуда расставлена на полках, и даже решетка вентиляционного отверстия над газовой плиткой тщательно протерта.

Мазин уселся на круглый табурет, наблюдая, как ловко бухгалтер закатывает в тесто комочки фарша.

— Да, многое прояснилось, Константин Иннокентьевич. Однако еще не все.

— Что ж, ищите! Вы молоды, голова у вас светлая, производите впечатление человека порядочного, вдумчивого. Значит, доберетесь до истины. А ошибка не грех. Лишь бы в ней не упорствовать.

— И вам случалось ошибаться?

— Бухгалтерское дело сложное.

— Я не о деньгах, о людях. В людях вы не ошибались?

Устинов чихнул: мука попала ему в нос. Он вытерся тыльной стороной ладони.

— Как вам сказать? В плохое я всегда с трудом верю.

— И с Кранцем так было? Или вы сразу поверили, что Кранц предатель?

— Мысли вашей еще не уловил, но отвечу: тяжко мне было разочаровываться в Леониде Федоровиче. Однако факты сильны оказались.

— Зачем он, по-вашему, в город вернулся?

Устинов пожал плечами:

— Много передумал, но разобраться не могу.

— Получается неувязка, Константин Иннокентьевич. Если Кранц выдал сокровище, почему он не был отмечен оккупантами?

— Как — не был? Да ведь газета…

— Газета газетой, а попал он сразу после этого в немецкий концлагерь. Эти сведения я в Комитете Государственной Безопасности получил. Второе. Зачем приехал к Федору, если сам его выдал? Третье. Почему выдал одного Федора, а о вас ни слова?

Устинов закачал шумовкой.

— Нет-нет, Константин Иннокентьевич, вас я не подозреваю. Больше того, именно потому, что я уверен в вашей непричастности к предательству, я и пришел.

Главбух поднял крышку с кипящей кастрюли:

— Не знал я, что Кранц был в концлагере. Иными словами, клад мог выдать и не он? Кто ж тогда? Федор?

— Возможно. Не выдержав пыток, например.

— А газета?

— Фашистов не устраивало, что фольксдойч Кранц оказался советским патриотом. Вот и оболгали его. Чтобы люди не узнали правду. Самого в лагерь, а имя его — к позорному столбу!

— Да, они на такое мастаки были, — вздохнул Устинов и начал вынимать пельмени. — Вкусно пахнет? — спросил он с гордостью, втягивая носом воздух.

— Отлично.

— Сейчас попробуем, с вашего позволения… Итак, если я правильно понял, Федор Живых вызывает наибольшие подозрения?

— Нет, не Федор, — покачал головой Мазин. — Кранц знал настоящего предателя. Но раз он пришел к Живых и даже отправился с ним на футбол, предатель не Федор…

— Остаюсь я, — проговорил Устинов.

Мазин решился:

— О кладе знал Филин.

Устинов поставил на скатерть чистую тарелку.

— Я, Игорь Николаевич, в юридических науках не искушен, но, помнится, было такое древнее, и на мой взгляд, неглупое изречение: ищи того, кому выгодно.