Анатолий Безуглов: Рассказы и повести

Знал я и то, что Смирнову неоднократно приглашали работать в прокуратуру республики. Но она каждый раз отказывалась.

Было в ней одно качество, которое на первых порах знакомства несколько раздражало людей. Признаюсь, не избежал этого и я. Медлительность…

Прежде чем взяться за какое-нибудь дело, Смирнова дотошно расспрашивала о нем, задавала массу вопросов, казалось бы вовсе ненужных. Даже в манере говорить, двигаться она, мягко говоря, никогда не спешила. Но уж то, что ей поручалось, выполняла со скрупулезной точностью. В прокуратуре поговаривали: где прошлась Ирина Александровна, не то что камешка, соринки не найдешь.

И еще. Не любила она – о чем всегда предупреждала – заниматься сразу несколькими делами. Так и заявляла: «Я не Юлий Цезарь».

В настоящее время Смирнова сидела над серьезным и нудным заданием – обобщала дела по алиментам. Так сказать, об отцах-беглецах. Смирнова предупредила, что сможет заняться проверкой через неделю, закончив работу с делами об алиментщиках.

Я не возражал. Время терпело.

Дело Топорковой было истребовано. На его изучение у Смирновой ушло всего несколько часов. После этого Ирина Александровна зашла ко мне с докладом.

– Ваше мнение?– спросил я.

– Нарушений закона нет.

– Значит, оснований для протеста не имеется?

Смирнова помедлила с ответом.

– Понимаете, Захар Петрович, мне самой кое-что неясно. По существу. Не могу понять, почему мать Топорковой Мария Филипповна Румянцева заняла позицию в пользу старшей дочери…

– Это что, не видно из материалов дела? – удивился я.

– Представьте себе, не видно… И вообще, что такое протокол судебного заседания? В лучшем случае – фотография. Плоское, двухмерное изображение. Попробуйте узнать, что сбоку. Не говоря уже о том, что сзади…

Смирнова похлопала себя по бокам рукой, потом попыталась дотянуться до своей спины. Это ей, естественно, не удалось.

– Вы, конечно, знаете, что такое голография?– спросила она.

– Читал…

– Чтобы понять сущность предмета, его нужно увидеть со всех сторон. Во всем объеме… Вот если бы я смогла рассмотреть дело Топорковой голографически…

– Это, Ирина Александровна, идеал,– заметил я.– Попытаемся разобраться с тем, что есть. В двухмерном, как вы говорите, измерении… Что же вы увидели?

– Во-первых, Вера, то есть старшая дочь,– не родная,– сказала Смирнова.– А Нина – родная.

– Не родная?– удивился я.– Странно… В этом случае, по логике, Мария Филипповна Румянцева должна бы горой стоять за Нинель…

– Нину,– поправила Ирина Александровна.– Так, во всяком случае, Топоркова значится по паспорту. Мария Филипповна – вторая жена Савелия Румянцева… Первая, мать Веры, Анна Павловна…

– Где она, что? – спросил я.

– Придется рассказать вам об этой семье… Румянцев воевал еще в гражданскую. Молоденьким пареньком. Был в отряде прославленного Оки Ивановича Городовикова… После войны осел в наших краях, плотничал. Женился поздно. На Анне Павловне. Та работала почтальоншей… Приморская улица тогда была за городской чертой. Хутор не хутор, поселок не поселок…

– Мне Топоркова говорила,– кивнул я.– Как жил Савелий Румянцев с первой женой?

– Трудно сказать… Патефон имели…

– Патефон? – не сразу понял я.

– Тогда это было признаком благополучия,– улыбнулась Ирина Александровна.– Насколько я могу судить, Румянцев слыл отличным плотником… Вместе с Анной сладил дом. Впрочем, скорей флигелек. Жили счастливо. В тридцать восьмом родилась Вера. Когда началась Отечественная, ей было неполных три годика… Савелий Платонович ушел на фронт в первый же месяц войны. Кавалеристом. Воевал у генерала Белова…

– Биография типичная,– заметил я.

– Судьба семьи тоже,– вздохнула Ирина Александровна.– Анна Павловна погибла в июле сорок первого. Немцы бомбили Южноморск особенно ожесточенно. Важный порт… Бомба угодила прямо в домик Румянцевых. Вера осталась жива только потому, что была в это время в детском садике. Затем – эвакуация. На Урал. Родителей она, естественно, не помнила. Воспитывалась в детском доме… Савелий Платонович ничего не знал о жене и дочери. Писал письма, а отвечать было некому. Соседи кто погиб, кто тоже эвакуировался… В сорок пятом, ранней весной Румянцев вернулся домой. Без ног…

– Ампутация после ранения? – уточнил я.

– Да. На одной отняли ступню, на другой – до колена. Подорвался на мине… Собственно, привезла его в Южноморск Мария Филипповна. Медсестра. Ей было поручено сопровождать Савелия Платоновича из госпиталя. Инвалид, беспомощный… Он домой-то и ехать не хотел…