Андрей Воронин - Таможня дает добро

— Теперь даже днем ни одна сволочь ничего не увидит, если только вплотную не подберется. А до завтра у нас время есть. Пошли, я угощаю.

Иванову после дальней дороги хотелось спать. Его укачало, даже немного подташнивало, но отказаться от угощения он не смел, настолько властным было поведение Саванюка.

— Выпьете с дороги немного, перекусите, и можно поспать. Хоромы здесь, конечно, не ахти какие, не отель «Хилтон», но кровати и чистое белье я вам найду. Электричества только у меня нет, но это даже интересно. Небось ты давно при керосиновой лампе за столом не сиживал?

— Вообще никогда не приходилось при керосиновой лампе сиживать.

Иванов чувствовал полную зависимость от Саванюка. Отойди тот на минутку в сторону, и будет непонятно, что дальше делать, куда идти, как выбраться с этого острова посреди болот и густого мрачного леса. Виктору Иванову казалось, что солнце уже никогда не взойдет, что темнота будет вечной. В память врезалась глупая фраза, как бы случайно оброненная Саванюком в ангаре, — насчет запаха, как в могиле.

— Выпьешь, повеселеешь, — подбодрил Иванова Саванюк.

Он не стал пропускать гостей впереди себя, шагнул в черный, как бархат, проем в стене. Затем скрипнула дверь, щелкнула зажигалка. Одну за другой Саванюк зажег четыре керосиновые лампы, подвешенные к низкой балке. Тут, у стены, стояли четыре кровати, простыни и одеяла лежали на свернутых в трубку матрасах. Посередине комнаты стоял сколоченный из грубых досок стол и четыре табурета.

— Тут пусть ребята располагаются, а мы пойдем ко мне.

За следующей дверью оказалась вполне приличная комнатка, небольшая, с одной кроватью и квадратным журнальным столиком.

— Сейчас, только шоферам угощение отдам, — Саванюк залез куда‑то в угол, за старые агитационные щиты, на которых красовались облезшие бравые солдаты, отдающие честь, с дурацкой подписью «Красив в строю, хорош в бою», и вытащил оттуда брезентовый мешок с ручками, внутри которого призывно звякнули бутылки.

Саванюк, не говоря ни слова, выставил мешок за дверь — водителям — и тут же затворил ее. Затем потер сухие ладони в предвкушении выпивки.

— А мы с тобой, Виктор, выпьем не просто водочки, а нормального коньяка.

— Можно.

Саванюк ловко стал подавать из‑за щитов угощение: бутылку молдавского коньяка «Белый аист», зелень в пучках, помидоры, огурцы, деревенские копчености и буханку хлеба. Не успел Иванов и глазом моргнуть, как весь журнальный столик был заставлен снедью. Завершением натюрморта явилась большая полуторалитровая бутылка английского тоника.

— Садись, в ногах правды нет, — распорядился Саванюк, подвигая ногой пластмассовый ящик из‑под бутылок и бросая на него вытертую, сшитую из гобеленовой ткани подушку. Сам же уселся в старое кресло, обитое вместо натуральной кожи грубым брезентом, из‑под которого торчали клочья новенького поролона. — Вот так и живем.

Саванюк плеснул коньяк на дно стаканов, и его глаза весело заискрились.

— Первый раз со мной работаешь, Виктор, и, надеюсь, не последний. За сотрудничество! — он донышком своего стакана ударил по верху еще стоявшего на столе стакана бизнесмена и залпом выпил.

— Да–да…

Тут же Саванюк захрустел зеленью, запихивая в рот стеблей по десять за раз. Он даже не удосуживался руками подправлять листья петрушки, веточки укропа, а ел, как корова, ухватившая клок свежескошенной травы, подбирая ее языком постепенно, по мере прожевывания.

— Так значит, точно, вас никто не останавливал? — наконец с усилием проглотив плохо прожеванную зелень, осведомился он.

— Нет, все спокойно.

— Смотри, а то проблемы могут возникнуть, — Саванюк пытливо уставился на бизнесмена. — Везешь, как и договаривались, компакты и кассеты?

— Только их.

— Смотри, — покачал головой полковник, — а то был один такой умник, хотел, чтобы я его машину в Латвию переправил. Сказал, что везет сахар с подсолнечным маслом, а когда его машину проверили, оказалось, он туда умудрился два ящика пластита засунуть.

— Пластита?

Иванов пожал плечами. Сам он в молодости от армии благополучно «закосил», и это слово для него мало что значило.

— Взрывчатку пластическую, — уточнил Саванюк, — такая по консистенции, как пластилин. Из нее что хочешь вылепить можно.

— И что?

— Пришлось ему мне штраф заплатить. Я сюрпризов не люблю, — предупредил бывший полковник, — у меня все по–военному четко. В Москве много людей знают, что и куда ты везешь? — вопрос, в общем‑то, был нескромный, — Не бойся, говори, — Саванюк еще налил коньяка. — Я же не просто из любопытства интересуюсь. Бывают случаи, когда доброжелатели у вашего брата находятся, звонят в таможенный комитет и говорят, мол, так и так, три фуры с пиратской видеопродукцией направляются в Латвию. Против такого сообщения трудно переть. С местными таможенниками у меня уговор четкий, а вот если им подмогу пришлют, то и мои ребята должны будут твой товар конфисковать. Им‑то куда деваться, своя рубашка ближе к телу.