Владимир Колычев - Влюблен и очень опасен

– Правильно думаешь.

– Вот и сейчас так же. Думала, что Кирилл, а оказалось... Если бы ты знала, девочка, как я соскучилась по твоему отцу.

– Я тоже по нему скучаю.

– Бедные мы, бедные... И еще этот козел. И тебя обидел, и меня. Ты не стой, в ногах правды нет, ко мне иди. Ложись. Я тебя укрою, обниму. Что ты сирота, что я, – тихонько всхлипнула Инга.

– Обнимешь? – задумалась Настя.

Инга была пьяна. Может, потому и потянуло ее на развлечения. А тут Алексей под боком... Может, и не спала она, как уверяла. Может, врет, пытается выкрутиться. И Настю к себе приглашает, чтобы хоть как-то утолить свою разбуженную страсть. Бывает же такое, что женщина с женщиной. Особенно по пьяному делу.

Сейчас Инга обнимет ее, начнет ласкать. С одной стороны, это интересно, но с другой – просто отвратительно. А есть еще и третий момент. Если у Инги нездоровые наклонности, то сейчас они проявятся, и станет ясно, что в ней резвятся черти. Значит, она сама совратила Алексея. Значит, она шлюха. А вырваться Настя всегда успеет.

– Легонько обниму, – кивнула Инга. – Как сестру. Или не хочешь?

– Не знаю.

Настя легла в постель, Инга накрыла ее легким одеялом, пальцами нежно провела по животу.

– Тебе хорошо, у тебя ребенок будет, – снова всхлипнула она. – У тебя есть будущее, а у меня... У меня только память о прошлом. Память о твоем отце. Сухая память.

– Почему сухая?

– Потому что ребенка его потеряла. Ребенок – это живая память, а без ребенка память быстро усохнет. Этого я и боюсь. Потеряла я ребенка. И найти не смогу. Потому что нельзя. Потому что Кирилл поставил мне условие. Я его, конечно, понимаю, но так тоскливо иногда становится, что хоть волком вой, – тяжко вздохнула Инга.

Ее рука покоилась у Насти на животе. Мягко лежала, совсем не тяжело, но бесчувственно. Похоже, Инга совсем забыла о ней.

– А страшно становится из-за таких скотов, как твой Леша. Я же не хотела, он сам ко мне вломился. И наказать я его не могу.

– Почему?

– А потому что шум поднимется. Все узнают, что я спала с ним. А кто разбираться будет, как это все случилось, кто виноват? Никому это не интересно. Зато на каждом углу кричать будут, что я ребенка зачать пыталась. Вопреки воле покойного мужа. Ну, может, и не на каждом углу, но все же. И ты меня в измене обвинишь. Ты же, считай, душеприказчица своего отца, ты можешь начать процесс. И останусь я с голой памятью.

– Не останешься. И не начну я процесс. Потому что знаю, как все было, – мотнула головой Настя.

Инга мягко провела рукой по ее животу, ладонь скользнула вниз, к бедру, но там и замерла.

– Ты у меня умница, никто меня не понимает так, как ты. Но люди злые, и они такой шум поднимут, что хоть на улицу не выходи. А если я делами заниматься не стану, то совсем с тоски загнусь.

– Не поднимут. Мы никому ничего не скажем.

– Леша твой скажет. Мы его из дома выгоним, с должности снимем, и тогда он примется сочинять небылицы. Поверь, я знаю эту породу людей. Тихие они с виду, но такие черти в них водятся, что святых выноси.

– Мы по-умному поступили. Пусть живет с нами, пусть работает. Только я его к себе и на пушечный выстрел не подпущу.

– Не любишь ты его, – скорее утверждая, чем спрашивая, отозвалась Инга.

– Думала, что стерпится. Может, и стерпится. Но не слюбится.

– Жаль, что я его тебе навязала. Никогда себе этого не прощу.

– Наоборот, все хорошо. Он теперь виноватым себя передо мной чувствовать будет. Теперь я могу с полным правом не пускать его к себе.

– С полным правом, – подтвердила Инга.

– Пошел он к черту!

– Пусть идет. А меня не пошлешь?

– Нет, ты хорошая.

– И ты хорошая. И как здорово, что ты меня понимаешь.

Инга повела рукой вверх, вдоль по внутренней стороне бедра, коснувшись низа живота. Настя зажмурилась. Кажется, началось.

Но ей так только казалось. Инга зарылась носом в ее грудь, фыркнула как ежик и затихла. Настя прислушалась к дыханию и поняла, что она заснула. Никакая она не шлюха. Просто она любит Настю как сестру. Поэтому и захотела обнять ее и приласкать без всякой задней мысли. И Алексея она точно не соблазняла.

С горной высоты Тепломорск казался железобетонным наростом на прибрежной холмистой равнине. Улицы, кварталы, серые здания, деревья, парки, огромные башенные краны в порту, корабли в море. Железная дорога, трубопроводы, линии электропередачи – стальная кровеносная система, питающая это образование, живущее своей, отдельной от природы жизнью. Образование, представляющее собой гигантский муравейник, где каждый человек-мураш занят своим делом.